Сомневаюсь, что я хорошо понимал, что делаю, когда, погуляв после заседания по крыше, вдруг твёрдым шагом направился к Томми. Бывает такое состояние, когда совершенно не соображаешь, но просто делаешь то, что должно быть сделано, так или иначе. Мысли и понимание приходят уже потом, и ты, зная, что через несколько минут можешь дрогнуть и передумать, спешишь вперёд. В этот раз мысли настигли меня на середине пути, но, к счастью, они лишь укрепили намерение.
Завернув с лестничной площадки в коридор, я едва не столкнулся с Мирой. Она шла быстрым шагом, едва не бежала. Пылающие глаза, чуть дрожащие губы – гримаса едва сдерживаемой истерики.
– Скажи ему! – выпалила она.
– Что сказать?
– Скажи, чтобы отказался! Чтобы не шёл! – Мира ударила меня в плечо, по-женски так, сильно и не больно, – он же первым хочет быть, его уничтожат!
– Ты прекрасно знаешь, что он там нужен. И что он не передумает.
– Ну, скажи! Тебя он послушает! Или вам всем наплевать на…кроме… Ну, он ведь…
Она часто дышала и хлопала своими зелёными глазами, силясь не сказать того, кроме чего ей сказать было явно нечего. Я всё знал. Я знал, что она любила Томми все эти годы так верно и преданно, как женщина только способна любить мужчину. И что он, в свою очередь, любил едва ли не всех свободных женщин, попадавшихся под руку, но не её. Я никогда не расспрашивал Томми об этом, хотя и знал, что наверняка получу искренний ответ. Хватало понимания того, что именно происходит, и совершенно не хотелось знать, как и почему. Это их история, и с моей она никак не пересекается. Пробовал, узнал.
– Скажу, обязательно скажу, – вру я в ответ, для убедительности изобразив на лице секундную борьбу чувств.
Мира замерла, пару раз моргнув, и вдруг улыбнулась. Это была самая чистая, самая искренняя на свете улыбка благодарности, которую я так цинично украл. Коротко подалась вперёд, чмокнула меня в щёку, прошептав: «Спасибо», и убежала на лестницу. А ведь я этой щекой к ней и поворачиваться стеснялся в своё время. Несколько лет назад. Целая вечность для солдата на службе Новой Эпохи.
– Томми, я пойду с тобой.
Он удивлённо вскинул брови, и в этой гримасе не было искренности ни на грош.
– Вот как… Ты хорошо подумал?
Где-то я уже слышал эту фразу, совсем недавно.
– Да, я всё решил, – отвечаю и чувствую, что губы начинают расползаться в ухмылке, – как в былые времена.
– Я думал оставить на тебя Солис. У тебя есть жена, дети скоро будут. Ну зачем тебе лезть в это пекло?
Хочу сказать о том, что с каждым днём чувствую себя всё старее. Что штабные будни не идут ни в какое сравнение с упоением настоящего боя. Что я никогда не чувствовал себя настолько живым, как рядом с ним, под огнём. Что он не имеет морального права отказывать мне там, где я его поддержал, пускай даже молчанием. Но – нельзя. Тогда сразу откажет. Сентиментальным старикам нет места в строю.
Уже чувствую, что происходит между нами на уровне невидимых чувств. Нужные слова сами выпрыгивают из глубин памяти прямо на язык. Подхожу вплотную, и с самой серьезной миной говорю ему:
– Томми… Засранец, если ты умрёшь раньше меня… Я убью тебя за это!
– Только пойдёшь в середине колонны, не раньше. Там поначалу будет особенно жарко – отвечает он, когда наши объятия, наконец, ослабели и разомкнулись.
Тяжёлая броня, или ТБ50 стала тем недостающим звеном в цепочках наших тактических схем, которое в былые времена представляла бронетехника. Весь расчёт нашей безумной операции стоял на том, что трое человек в тяжёлой броне сразу подавят вражеский аванпост возле точки и обеспечат остальному войску возможность без потерь завершить переброску и построиться для марша. На это им отводилось восемнадцать секунд – максимум, что можно было выкроить из времени на переброску, без того чтобы последнему солдату в колонне отхватило задницу закрывающимися вратами. При этом ТБ нужно было отойти как можно дальше от рамки, чтобы избежать столпотворения.
Три комплекта брони – это всё, чем мы располагали. Один из них был первым опытным образцом, который на скорую руку подлатали и перезарядили. Огневой мощи на подавление укрепления у ТБ хватало с лихвой. Каждый из мощных манипуляторов, назвать которые руками просто рот не раскрывался, был способен удерживать тяжёлое двуручное оружие вроде пулемета или РПГ, а хитрая система наведения позволяла вести огонь буквально от бедра, сразу с двух рук. По сути, это были самые настоящие пилотируемые турели на двуногом шасси. Ох, дорого бы я отдал за то, чтобы увидеть серенькие лица странников, вытягивающиеся от изумления при первом контакте с нашими Джаганатами.
Томми был настоящим фанатом этого проекта, он чуть ли не каждый день наведывался в исследовательский корпус и на испытательный полигон, желая быть в курсе всех новостей. Он же придумал новинке имя собственное, торжественно назвав свой собственный экземпляр «Джаганат». Название моментально перекинулось на всю серию.