Под управлением любви

Как бы мне сейчас хотелось в Вилкове вдруг
очутиться!
Там – каналы, там – гондолы, гондольеры.
Очутиться, позабыться, от печалей отшутиться:
ими жизнь моя отравлена без меры.

Там побеленные стены и фундаменты цветные,
а по стенам плющ клубится для оправы.
И лежат на солнцепеке безопасные, цепные,
показные, пожилые волкодавы.

Там у пристани танцуют жок, а может быть, сиртаки:
сыновей своих в солдаты провожают.
Всё надеются: сгодятся для победы, для атаки,
а не хватит – сколько надо, нарожают.

Там опять для нас с тобою дебаркадер домом служит.
Мы гуляем вдоль Дуная, рыбу удим.
И объятья наши жарки, и над нами ангел кружит
и клянется нам, что счастливы мы будем.

Как бы мне сейчас хотелось очутиться в том,
вчерашнем,
быть влюбленным и не думать о спасенье,
пить вино из черных кружек, хлебом заедать
домашним,
чтоб смеялась ты и плакала со всеми.

Как бы мне сейчас хотелось ускользнуть туда,
в начало,
к тем ребятам уходящим приобщиться.
И с тобою так расстаться у дунайского причала,
чтоб была еще надежда воротиться.

Калужская фантазия

Н. Коржавину

Кони красные купаются в зеленом водоеме.
Может, пруд, а может, озеро, а то и океан.
Молодой красивый конюх развалился на соломе —
он не весел, он не грустен, он не болен и не пьян.

Он из местных, он из честных, он из конюхов
безвестных,
он типичный представитель славной армии труда.
Рядом с ним сидит инструктор в одеяниях
воскресных:
в синем галстуке, в жилетке. Тоже трезв, как никогда.

А над ним сидит начальник – главный этого района.
Областной – слегка поодаль. Дальше – присланный
Москвой…
И у этого-то, кстати, ну не то чтобы корона,
но какое-то сиянье над кудрявой головой.

Волны к берегу стремятся, кони тонут друг за другом.
Конюх спит, инструктор плачет, главный делает
доклад,
а москвич командировочный как бабочка над лугом,
и в глазах его столичных кони мчатся на парад.

Там вожди на мавзолее: Сталин, Молотов,
Буденный,
и ладошками своими скромно машут: нет-нет-нет…
То есть вы, мол, маршируйте по степи
по полуденной,
ну а мы, мол, ваши слуги, – значит, с нас и спросу
нет.

Кстати, конюх тоже видит сон, что он на мавзолее,
что стоит, не удивляется величью своему,
что инструктор городского комитета, не жалея
ни спины и ни усердья, поклоняется ему.

Эта яркая картина неспроста его коснулась:
он стоял на мавзолее, широко разинув рот!..
…Кони все на дне лежали, но душа его проснулась,
и мелькал перед глазами славных лет круговорот.

Прощальная песенка волковских актеров