Под управлением любви

В больнице медленно течет река часов,
сочится в форточки и ускользает в двери.
По колким волоскам моих седых усов
стекает, растворяясь в атмосфере.

Течет река. Над нею – вечный дым.

Чем исповедаюсь? Куда опять причалю?
Был молодым. Казался молодым.
О молодости думаю с печалью.

В больнице медленно течет поток времен,

так медленно, что мнится беспредельным.
Его волной доставленный урон
не выглядит ни скорбным, ни смертельным.

На новый лад судьбу не перешить.

Самодовольство – горькое блаженство.
Искусство все простить и жажда жить —
недосягаемое совершенство.

«Вот комната эта – храни ее Бог!..»

Вот комната эта – храни ее Бог! —
мой дом, мою крепость и волю.
Четыре стены, потолок и порог,
и тень моя с хлебом и солью.

И в комнате этой ночною порой

я к жизни иной прикасаюсь.
Но в комнате этой, отнюдь не герой,
я плачу, молюсь и спасаюсь.

В ней все соразмерно желаньям моим —

то облик берлоги, то храма, —
в ней жизнь моя тает, густая, как дым,
короткая как телеграмма.

Пока вы возносите небу хвалу,

пока укоряете время,
меня приглашает фортуна к столу
нести свое сладкое бремя.

Покуда по свету разносит молва,

что будто я зло низвергаю,
я просто слагаю слова и слова
и чувства свои излагаю.

Судьба и перо, по бумаге шурша,

стараются, лезут из кожи.
Растрачены силы, сгорает душа,
а там, за окошком, все то же.

«Пишу роман. Тетрадка в клеточку…»

Пишу роман. Тетрадка в клеточку.
Пишу роман. Страницы рву.
Февраль к стеклу подставил веточку,
чтоб так я жил, пока живу.

Шуршат, шуршат листы тетрадные,

чисты, как аиста крыло,
а я ищу слова нескладные
о том, что было и прошло.

А вам как бы с полета птичьего

мерещится всегда одно —
лишь то, что было возвеличено,
лишь то, что в прах обращено.

Но вам сквозь ту бумагу белую

не разглядеть, что слезы лью,
что я люблю отчизну бедную,
как маму бедную мою.

«Я выдумал музу Иронии…»

Я выдумал музу Иронии
для этой суровой земли.
Я дал ей владенья огромные:
пари, усмехайся, шали.

Зевеса надменные дочери,

ценя превосходство свое,
каких бы там умниц ни корчили —
не стоят гроша без нее.

«Чувство собственного достоинства – вот загадочный инструмент…»

Б. Ахмадулиной