Под властью отчаяния. Часть 1: Химера

Они способны на всё, потому что талантливы и великолепны. Потому что их головы полны безумных, но прекрасных идей, которые, возможно, могут спасти эту глупую планету, населённую склизкими слизняками. Гению можно пойти на убийство, потому что он погубит того, кто заслужил смерти. Разве мы щадим ползущую многоногую тварь, бегущую по дорожке? Мы её давим, жестоко, с размаха, гаденько хихикая и не думая о том, что у паучка, у муравья или же у мухи было своё предназначение.

Эрика была тем человеком, который убивал слизняков. Разве можно винить женщину и называть её поступок преступлением, раз она давит того, кого считает ничтожеством?

Йоханесс поднял глаза на большое зеркало, стоящее в углу. А кто такой Ольсен рядом с ней? Художник и есть то самое ничтожество, мерзкий слизняк. Что с того, если мафиози решит избавиться от Йенса? Она имеет полное право.

Мужчина резко ударил по зеркалу кулаком. Предмет откинуло к стенке, но Ольсен продолжал сбивать руки в кровь, в мясо, метая осколки по комнате, пытаясь избавиться от своего изображения перед глазами. С глаз текли слезы, но это были не слезы боли, а слезы отчаяния и ненависти, неконтролируемой злобы. Почему природа решила, что никчёмный слизняк должен полюбить падшего ангела?!

Йоханесс резко отпрыгнул в сторону, осознав, что творит. Он почти не чувствовал своих ладоней, когда медленно поднимал руки вверх. С пальцев алыми струйками стекала грязная кровь, которую Ольсен готов проливать вновь и вновь. Вокруг валялись прозрачные осколки, кажется, они также впились и в кисти, но Йоханесс не чувствовал боли, ему было все равно. Зато ощущал мужчина Эрику, причём так, как никогда раньше. Она словно стояла здесь и смотрела на происходящее, привычно приподняв уголки алых губ в кривой усмешке. Глаза Ричардсон, конечно же, горели двумя огоньками, освещая комнату. Левую бровь пересекал маленький шрам. Волосы в беспорядке разбросаны на острых плечах и ровной спине. Руки скрещены на груди. Но в этот раз было и кое-что непривычное в Эрике: черные опалённые крылья за спиной.

Йоханесс принялся судорожно вытирать кровь с ладоней и пальцев, пачкая лицо, волосы, одежду, но не обращая на это никакого внимания. Он дрожащими руками потянулся к листу бумаги и карандашу, пытаясь бороться с тем, что собственные кисти плохо подчинялись его желаниям. Кровавые раны прожигало, да и алая жидкость продолжала пачкать все вокруг, но Ольсену было плевать, потому что он рисовал Совершенство. Самое прекрасное, что существовало на свете. Физическая боль притуплялась и становилась почти незаметной, когда мужчина отдавал себя в руки Вдохновения и Любви. Если Йоханесс может видеть в Эрике её настоящую сущность, падшего ангела, то разве он не самый счастливый слизняк на Земле?

Уродливый, медленно ползающий непонятно для чего взад и вперёд слизняк. Внутри него не было роскошного сада и звёздного неба. Об идеальном теле и прекрасной душе Йоханесс мог только мечтать. Но, кажется, судьба подарила ему видеть больше и дальше, чем остальным.

Потому что только Ольсен понимал, что Эрика — не сумасшедшая, а та, пред кем стоит приклонить голову.

Глава 15. Главное, чтобы ей больно было меньше

Я бы свитером твоим стал.

Согревал тебя каждый день.

Если сердце грызет тоска,

Разыщи меня

И надень.

© Владимир Ток

Замок издаёт громкий щёлкающий звук, уведомляющий об открытии двери, и Лекса тихо цыкает, надеясь, что острые уши матери ничего не услышали. В особняке не горит свет — девушка проверила — сплошная тьма, присущая каждому дому ночью, когда хозяева отдыхают в мягких кроватях и лицезреют сладкие сны. Эдвардс бы тоже стоило проводить свои ночи в комнате в постели, только вот бурлящая юная кровь в венах и огромный список дел, которыми стоит заняться, не позволяли Лексе впустую потратить ночь. Оливер, ради которого девушка и устроилась работать в бар, был важнее.

Приходилось возвращаться домой глубокой ночью и сильно недосыпать, только вот… мама и папа точно по головке не погладят, если узнают. Поэтому Лекса, стараясь издавать по минимуму звуков, тихонько открыла входную дверь, зашла в коридор и также осторожно её заперла за собой, после чего принялась разуваться. Темно, ни звука. Эдвардс уже успела обрадоваться, что её план прошёл на «ура», она осталась незамеченной, подобно первоклассному шпиону, но уже подойдя к лестнице, ведущей на второй этаж, девушка вдруг увидела тусклый свет, доносящей из семейной библиотеки, кажется.