Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис

На секунду Анджелль успела обрадоваться, потому что Йоханесс и его доброе любящее сердце вселяли в неё какую-то неведомую надежду на счастье, хотя холодный щепетильный ум говорил о том, что не спасёт никакой Ольсен текущее тяжёлое положение дел. Но вот в воздухе пронеся едва уловимый аромат какао и пачули. Этот запах трудно было вырвать из памяти, потому что в своё время он успел разрушить многое. Анджелль казалось, что теперь небо над головой не было таким темным, его уже не облепляли чёрные тучи, которые в любой момент могли выплюнуть молнию, но, будучи бесконечно оптимисткой, женщина постоянно сталкивалась о холодный айсберг реальности, каждый раз разбиваясь на осколки.

– Ты мог позвонить или оставить записку, – тихо произнесла Анджелль, решив, что сегодня опять отложит уже давно запланированный разговор с Эриком.

Кроме блеска в его глазах, она заметила и глубоко спрятанную боль.

– Но я опять не сделал это, – Ричардсон грустно улыбнулся.

– Прости.

– Прощаю.

Анджелль пыталась понять Эрика, но отчего-то с каждой её попыткой неудачи становились все более сокрушительными. Ричардсон не могла спокойно смотреть на то, как муж всеми возможными способами пытался укрыться за серым зонтиком от ярких солнечных лучей, платя своими чувствами, чтобы оставаться в холодной тени.

– А как же Йоханесс? – прикусила губу Анджелль, медленно следуя за Эриком по пятам.

Гангстер остановился и на секунду замер на месте, совершенно не шевелясь. Он крепко сжал в руке перила, ступив одной ногой на ступеньку лестницы, ведущей наверх. Анджелль сделала небольшой шажок назад, опасливо наблюдая за Эриком, на самом деле очень желая прямо сейчас увидеть выражение его лица и узнать, что он ощущает на самом деле.

Когда-то они договорились, что Анджелль не будет лезть дальше, чем позволяет ей Эрик, но какого-то черта женщина привязалась именно к этому скрытному и безумному человеку, где-то глубоко в душе считая его очень несчастным и потерянным, тем, кому буквально необходимо было лекарство под названием «Любовь». Только вот сам Эрик считал иначе, запирая своё сердце под замок и покрывая его льдом, чтобы никто на свете не посмел сунуться к жестокому дону «Нации Розы».

– Забудь его имя и никогда больше не произноси при мне, – холодно ответил Ричардсон, после чего быстрыми шагами начал подниматься по лестнице.

– Почему? Почему ты опять делаешь это? Чем Йоханесс-то тебе не угодил? – на повышенных тонах спросила Анджелль.

– Не твоё дело, – огрызнулся мужчина, бросив на жену презрительный взгляд.

– Почему я постоянно чувствую этот омерзительный аромат какао и пачули? Почему из всех потрясающих вариантов ты выбираешь самый худший? Почему ты выбираешь Кристиана?

Эрик нервно усмехнулся, испепеляя Анджелль горящими от злости вперемешку с необъяснимой тоской по чему-то глазами. Женщина смотрела на него в ответ высокомерно и стойко, пока в голове не возникла безумная мысль, которая бы, впрочем, объяснила всё. Что если Эрик выбирает Кристиана по той же причине, по которой сама Анджелль до сих пор терпит невыносимый характер гангстера, по которой Алексия до сих пор не плюнула в лицо своему отцу, по которой Йоханесс тем безумным вечером признался миссис Ричардсон в том, что «не хочет уходить»?

– Кто для тебя Кристиан Эдвардс? – твёрдым голосом произнесла Анджелль, не разрывая зрительного контакта с мужем. – Подчинённый? Верный товарищ? Любовник? Или же нечто большее?

– Думаешь, я влюбился в него? – Эрик тихо засмеялся, покачав головой. – Ты слишком плохо меня знаешь, если думаешь, что я открыт для этого чувства.

– Нет, родной, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы утверждать то, что ты умеешь любить.

– Иногда, право слово, ты несёшь такую чушь, моя дорогая, – мужчина усмехнулся, однако взгляд его потускневших со временем глаз был направлен куда угодно, кроме места, где стояла Анджелль, и метался по комнате.

– Просто скажи мне правду, Эрик, – твёрдо произнесла женщина.

– Никогда Кристиан Эдвардс не будет значить для меня больше, чем просто подчинённый.

Эрик резко развернулся и быстрым шагом направился в кабинет. Внутри горячим пламенем горело великое множество мыслей, обжигая заледеневшее сердце. Он боялся того, что вечная зима ослабит свои позиции, тем самым сделав Ричардсона беззащитным и слабым, а на своё место поставит никакую не весну, которая приведёт к расцвету цветов в душе, а осень, которая обязательно ополоснёт Эрика ледяным дождём и оставит его под мерзкими каплями до конца жизни, заставив страдать за свою хрупкость. Кажется, что по замёрзшей пульсирующей плоти вывели паяльником имя, которое теперь горело сквозь рёбра и прозрачную кожу. Ричардсон чувствовал эту безумную боль от ожога в области груди, боясь теперь самого себя, потому что гангстер не должен позволять себе слабости, потому что гангстер – не человек, потому что он не имеет права влюбляться. Но это уродливое имя, которым никогда не назовут прекрасную личность, что будет вызывать восторг у окружающих, продолжало пульсировать в висках и смешиваться с кровью, пытаясь стать неотделимой частью Эрика.