Под волной

А он праздновал свое возвращение и любовь, удивлялся, что нужно привыкать к множеству малых, забытых вещей: переходить улицу в положенных местах, стоять в очереди за хлебом, чистить зубы по утрам. Оказалось, это разные вещи — жить по приказу и жить, самому планируя день и руководя своими желаниями.

Радист помолчал и ответил:

Может быть, то, что он по сравнению с другими строевыми летчиками поднимался в воздух реже, ослабило его опыт, может быть, сказалось ощущение близкой и окончательной победы, или просто увлечение боем не дало ему вовремя увидеть опасность, по «фокке-вульфы» перехватили их в самый уязвимый момент, когда штурмовики, не прикрытые своими истребителями, выходили из последнего захода. Еще бы несколько мгновений, и штурмовики встали бы в круг, в знаменитую «вертушку» — закружились бы один за другим и, прикрывая друг друга огнем бортового оружия, стали бы смещаться в сторону своих войск. И этих нескольких мгновений, не хвативших полку Волкова, чтобы обрести силу, хватило немецким летчикам, чтобы свалить еще одного — у самой земли — и разрушить кабину стрелка у второго, изорвать ему плоскости так, что дыры в них были заметны издали. «Вертушку» замкнули все-таки ценой этих двух машин. И первый же немец, который нарвался на Волкова, получил свое — брызнула осколками кабина. Весь залп волковского Ила угодил ему в самую середину.

Знакомое выражение, с которым была связана их юность — юность всех троих, как-то разрядило напряжение.

— Ты не заводись, — сказала Нелька.

Кулик кивнул головой.

В сущности, эти же проблемы в ином, более глубоком и многогранном аспекте решаются П. Халовым и в романе «Иду над океаном».

«Иду над океаном» — произведение, отличающееся своеобразным, на первый взгляд, несколько беспорядочным построением. В нем нет единой системы событий, которая прочно связывала бы всех персонажей в их взаимоотношениях.

Врач-хирург Мария Сергеевна Волкова говорит мужу: «…обычной генеральши из меня не вышло. И уже не выйдет! Я знаю: тебе тяжело со мной. И все же пойми меня, я смогу быть с тобой, только если и я человек. Понимаешь? Если только я что-то стою и могу сама, а не при тебе».

Это высота нравственных, общественных мерок проявляется и в личных взаимоотношениях героев, в частности, в любви, где для них нетерпима всякая фальшь, недосказанность, лицемерие.

С 1959 года П. Халов обращается к прозе и остается ей верен до сих пор. В начале 60-х годов выходят в свет его повести — «Всем, кто меня слышит» и «Пеленг-307».

А вот Нелька, художница. «Она с давних пор знала, что прощать себе то, что не получилось, нельзя. Это гибель, болото. Засосет, и не вылезешь никогда, не выразишь на холсте того, чего очень хочется, — не получится».

Поэт много ездил по краю, бывал на Севере, ходил матросом на рыболовецких судах, и эти странствия, встречи с людьми суровых и мужественных профессий не только давали ему запас наблюдений, обогащали впечатлениями, но и помогли определить взгляды на жизнь, на задачи писателя. Об этом сам поэт говорит в стихотворении «Зрелость».

Судьбы героев в романе не завершены, автор расстается с ними «в пути». Это, видимо, тоже своеобразный прием. Та широкая панорама жизни, которую создал писатель, находится в постоянном движении. Жизнь не останавливается в своем стремительном беге. И думается, вовсе не обязательно доводить до конца каждую индивидуальную судьбу, тем более что, строго говоря, таким концом может быть только физическая кончина. Человек, кем бы и где бы он ни был, не останавливается в своем движении по реке времени, по этапам судьбы своей…

Разные, интересные, очень индивидуальные судьбы прослеживаются здесь, и развиваются они как бы параллельно, внешне не связанные (или почти не связанные) друг с другом. И только по мере чтения романа становится все заметнее прочная внутренняя связь, единство творческого, идейного замысла, стягивающее воедино многочисленные сюжетные линии. И возникает и крепнет понимание того, что каждая человеческая судьба, каждое событие романа необходимы автору для того, чтобы раскрыть, донести до читателя свой замысел, утвердить то главное, что составляет содержание книги.

Четыре моря за плечами,
Сто тысяч ветров впереди…
Остались мелкие печали
У океана на груди.

В каютах тральщиков попутных

И на охотском берегу
Взрослей я сделался как будто
И жить, как раньше, не могу…

«Пеленг-307» — тоже повесть о море, о рыбаках. Наряду с трудной судьбой механика СРТ «Коршун» Семена Баркова, пережившего тяжелую психическую травму, прошедшего «испытание страхом», писатель прослеживает путь капитана судна Ризнича, эгоиста и честолюбца, идущего на преступление, чтобы сохранить свой престиж и карьеру, пытающегося противопоставить себя настоящим советским людям. Крах Ризнича в повести вполне закономерен, он обусловлен всей атмосферой советской действительности.