Под высоким небом

Вновь зачем-то поверю в предания

Седовласой глухой старины,

Что за все наши беды-страдания

Будут людям грехи прощены…

Что за все наши скорби- потери

Будет кто-нибудь дан нам взамен…

Вновь зачем-то наивно поверю,

Что на свете нет каменных стен.

***

Сиреневый рассвет, здравствуй!

Мокрый асфальт, привет!

Здравствуйте, серые краски,

Сотни холодных лет!

Небо, одетое ватой,

Шумные думы дождя!

Вам отчего-то не рады,

Буду же рада вам я!

16.09.2018.

***

Я хочу увидать На секунду в толпе

Голубые два месяца-глаза.

Чтобы трудно дышать,

Чтобы стук в голове,

Чтоб исчезло всё лишнее разом.

Я хочу увидать Вот такие глаза!

Чтобы горькие молнии-слёзы

Всех обид и потерь

И горячей любви

Там пылали январским морозом.

Чтоб взглянуть –

И навек

Мне себя потерять.

Забери меня, даль голубая!

Сотню, тысячу лет буду ждать.

Буду ждать.

Больше я ничего не желаю!

Роза.

Алая роза плачет на окне:

Застывают слёзы, как душа во мне.

Кто тебя обидел? Ветер ли степной?

Роза покачала тихо головой.

Может, солнца лучик не пригрел тебя?

Что так горько плачешь, розочка моя?

Или серый месяц надоел тебе?

Или слишком колок иней на окне?

Отвечала роза тихим голоском:

„Слёзы мои, слёзы вовсе не о том.

Любо мне ночами иногда не спать,

Месяца молчанью любо мне внимать…

Плачу я, что юность быстро так прошла…“

Роза отцвела.

***

Спокойной ночи,

Пусть милый спит,

Я тоже буду спать.

Душа моя, тебе

До самого рассвета -

Летать.

А после — разбуди меня,

Я песнею весны Одену землю всю

И встречу с нею лето.

Я помню мир

В часы ночной поры,

Когда все звёзды

Спрятались за тучи

И спят.

И даже месяц грозный Видит сны,

И не придумать ночи этой лучше…

Так все поэты

Говорят.

Пусть милый спит,

Но нет, я не усну

И буду краски до рассвета Подбирать.

Я напишу такой рассвет,

Что в жизни никому,

Уж вы поверьте в это,

Не написать.

Всё для него.

Зачем-то мне звонит

И говорит подолгу,

Без передышки. Зачем-то

Опять

Смеюсь и думаю:

"Вот дурочка, ведь любишь!"

И забываюсь.

И снова иду Гулять.

А ночью -

Не сплю,

Не вижу ничего,

Кроме любимой тьмы

И звёзд, и месяца двурога…

Заковываюсь в кандалы -

Его? Нет-нет, своей! — тюрьмы

И жду его…

(А может, просто рассвет?)

Сижу у порога,

Не входя в дом…

А звёзды всё горят…

И пишутся стихи…

И этой ночи точно Не придумать лучше!

Так

Все поэты Говорят.

Шопен. Вальс.

Шопен. Вальс. Самый знаменитый.

И книга скраю, и окно,

И стол, и чай давно забытый,

И стол, и чай давно забытый,

И жизнь как старое кино…

Шопен. Вальс. Самый знаменитый…

И книга — скраю, и окно…

И стол, и чай давно забытый…

И стол, и чай давно забытый…

И жизнь — как старое кино….

Но листьев шелест успокоит

Начавший было меркнуть свет,

И жизнь, пожалуй, больше стоит,

Чем серенький в кино билет.

Но листьев шелест успокоит

Начавший было меркнуть свет…

И жизнь, пожалуй, больше стоит,

Чем серенький в кино билет…

Мотор у камеры продолжит

Жужжанье. Плёнка затрещит,

И засверкает… И прохожий Вслед за вагоном побежит…

Мотор у камеры — продолжит

Жужжанье. Плёнка затрещит!

И засверкает… И — прохожий Вслед за вагоном побежит…

И шорох листьев под ногами,

И ветер, север, холода…

И ливни, ливни, град — местами –

И в блеске ночью города…

…И листьев шелест успокоит

Начавший было меркнуть свет,

И жизнь, конечно, больше стоит,

Чем серенький в кино билет.

И вновь — Шопен. Почти забытый Вальс — тихо, скраю; и окно…

И стол, и чай давно допитый…

И стол, и чай давно допитый…

И жизнь как старое кино.

Шопен. Вальс. Самый знаменитый…

И снова — книга, и окно…

И стол, и чай давно забытый,

И стол, и чай давно забытый,

И жизнь как старое кино…

…Но листьев шелест успокоит

Начавший было меркнуть свет,

И жизнь, пожалуй, больше стоит,

Чем серенький в кино билет.

Но листьев шелест успокоит

Начавший было меркнуть свет…

И жизнь, пожалуй, больше стоит,

Чем серенький в кино билет…

***

Так много слов, так мало смысла.

Уж лучше вовсе не писать…

Молчанье в воздухе повисло,

И от него мне не сбежать.

Так мало дел и много фальши.

Непринуждённой и скупой

Улыбкой я делюсь. А дальше –

Который вечер — не с тобой.

Который вечер глупых серий

Из мыльных опер; их смотреть

Я не хочу, но, надо верить,

Я так смогу хотя бы тлеть.

Хотя бы тлеть, чтоб позже пламя

Ты снова смог во мне разжечь,

Своими добрыми руками

Меня от ветра уберечь…

Как мне сказать тебе? Поймёшь ли,

Я вся дрожу, пылаю, я

Живу в мечтах о счастье прошлом,

Когда я вся была твоя…

Книги не знают.

Книги не знают, как странно живётся на свете.

Знай себе тихо на полке стоят.

Нет, мы — наивные жадные дети.

Мир — не театр, мир большой детский сад.

Книги! Ах, если б могли вы услышать,

Что за окном города говорят!

Сколько вас, книги, ещё понапишут

Те, чьи огни над планетой горят?

Сколько вас, книги, непонятых, грустных,

Скинут на площади в общий костёр?

Сколько журналов — чтоб не было пусто! –

В мир принесут возмутительный вздор?

Книги не знают. Ах, как нам живётся!

Крутится-вертится жизнь-карусель!

Будто забыли, что нить оборвётся,

Будто корабль не выйдет на мель!

Книги учили нас: будьте добрее;

Сильным будь, смелым, ведь ты человек!

Нет! Всё одно! И мы — дикие звери.

Больно калечим больных и калек.

Всё в нас живёт по законам дикарским:

Сильного — бойся, наивного — бей.

Время меняет на нас только маски –

Мы лишь становимся старше и злей.

Эх! Книги, книги… Так хочется скрыться