Под защитой камня

Трое соучастников, сидевшие в ритуальном круге, тоже подпевали. Верховная своим красивым звучным контральто вносила разнообразие в мелодический строй. У Меджеры оказался чистый высокий голос, она исполняла простую незатейливую мелодию. Напев Джондалара также не отличался сложностью, очевидно, он с удовольствием напевал фразу собственного сочинения. Эйла никогда прежде не слышала, как он поет, но ей понравился его звонкий голос, четко исполнявший придуманный мотив. Ей подумалось, почему он не пел раньше.

Эйле захотелось присоединиться к ним, но она уже пыталась когда-то петь вместе с Мамутои и поняла, что не способна держать мелодию. В детстве никто ее к этому не приучал, а в зрелости учиться было поздновато. Потом она услышала монотонно звучащий голос одного из ближайших жрецов. Ей вспомнилось, как, живя одна в долине, она обычно так же монотонно бубнила что-то по вечерам, пытаясь убаюкать сама себя и прижимая к животу кожаную накидку, за которую раньше держался ее сын.

Совсем тихо она завела свой монотонный мотивчик и вдруг начала слегка задремывать. В этой музыке было нечто убаюкивающее. Звуки собственного голоса успокоили Эйлу, а голоса других внушили ей чувство надежной защищенности, они словно говорили, что поддержат ее в случае необходимости. Теперь она стала меньше сопротивляться воздействию этого сильного ритуального напитка.

Она остро осознала руки, за которые держалась. Рука молодой ученицы, сидевшей слева от нее, была холодной, влажной и очень вялой. Эйла слегка сжала руку Меджеры, но еле уловила обратный отклик; даже ее пожатие казалось юным и робким. Рука сидевшего справа от нее, наоборот, была теплой, сухой и слегка мозолистой. Они с Джондаларом крепко держались друг за друга, и она с беспокойством ощущала инородный жесткий камень, прижатый к их ладоням, но пожатие Джондалара прибавляло ей уверенности.

Гладкая опаловая сторона камня явно прижималась к ее ладони, а значит, его ребристая спинка прижата к ладони Джондалара. Сосредоточив свои мысли на камне, Эйла почувствовала исходящее от него тепло, словно он вобрал в себя теплоту их сплетенных рук, став с ними единым целым. Ей вспомнился холодный воздух этой пещеры, становившийся все холоднее и влажнее по мере их продвижения в глубины скального массива, но сейчас, сидя на толстом кожаном покрывале, одетая в теплую тунику, она совсем не ощущала холода.

Ее внимание привлекли огоньки светильника; они напомнили о приятном тепле, исходившем от очага. Она пристально смотрела на расплывающиеся огни и, уже не замечая ничего, заворожено уставилась на слившееся воедино огненное пятно. Она следила, как дрожит и трепещет эта желтая солнечная бабочка. И это живое пламя, казалось, откликалось на каждый ее вздох.

Присмотревшись, Эйла заметила, что свечение не такое уж желтое. Она затаила дыхание, чтобы пламя не колебалось, пока она не изучит его. Огонек, колеблющийся на конце фитиля, напоминал заостренный лепесток со скругленным концом и ярчайшим желтым обрамлением. Середина его отливала менее яркой полупрозрачной желтизной, и ее очертания также походили на овальный лепесток. А внутренняя часть его, соприкасающаяся с фитилем, отсвечивала синевой.

Прежде она никогда так внимательно не разглядывала огоньки масляных светильников. Когда она вновь начала дышать, играющее пламя, словно начало, приплясывать на светильнике, двигаясь в ритме музыки. Во время этого танца свет огонька, отражающийся от блестящей маслянистой поверхности топлива, стал более лучезарным. Вскоре ее глаза уже не видели ничего, кроме этого мягкого пламенного свечения.

И у нее вдруг возникло странное ощущение собственной невесомости, легкости и беззаботности, словно она сама порхала в этом теплом световом пятнышке. Все обрело легкую непринужденность. Она улыбнулась и, тихо рассмеявшись, вдруг поняла, что смотрит на Джондалара. Она подумала о жизни, которой он помог зародиться в ней, и внезапно волна страстной любви к нему поднялась и захлестнула ее. Он невольно ответил на ее пылкую улыбку; она видела, как он улыбнулся ей в ответ, и почувствовала себя счастливой и любимой. Жизнь полна радости, и она хотела поделиться ею со всеми.

С сияющим видом она взглянула на Меджеру и была вознаграждена неуверенной ответной улыбкой, потом перевела взгляд на Зеландони, охватив ее благотворным сиянием своей радости. Из бесстрастно спокойного уголка сознания, словно существовавшего помимо ее воли, она видела все с редкостной ясностью.

— Я готова вызвать елан Шевонара и провести его в мир Духов, — произнесла Верховная жрица, закончив музыкальную фразу. Ее голос звучал глуховато и странно даже для ее собственных ушей. — Мы поможем ему, а потом я попытаюсь найти елан Тонолана. Джондалар и Эйла помогут мне. Думайте о том, как он умер и где покоится его прах.