— А что, если твои попытки окончатся провалом и он не сможет научиться охотиться? Мне очень не хочется понапрасну обнадеживать его, — сказала мать мальчика.
— Ему необходимо овладеть каким-то мастерством, Мардена. Что он будет делать, когда вырастет, а ты станешь слишком старой, чтобы защищать его? Ты же не хочешь, чтобы он стал обузой для Зеландонии. И я не хочу, и мне не важно, в какой именно Пещере он живет.
— Он собирает плоды земли вместе с женщинами, — сказала Мардена.
— Хорошо, это достойный вклад, но ему нужно научиться и каким-то другим занятиям. По крайней мере, пусть попробует, — настаивала Эйла.
— Наверное, ты права, но на что он сгодится? Сомневаюсь, что он сможет стать настоящим охотником, — сказала мать Ланидара.
— Разве ты не видела, как он метнул копье? Даже если он не станет искусным охотником… хотя я считаю, что станет… то во время освоения охотничьих премудростей у него могут открыться новые возможности.
— Какие же?
Эйла спешно пыталась что-то придумать.
— Он хорошо свистит, Мардена, я слышала его, — сказала Эйла. — А искусные свистуны обычно отлично подражают голосам животных. При определенном старании у него, возможно, откроется дар Зова, и он сможет заманивать животных туда, где их будут поджидать охотники. Для этого не требуется ловкости рук, но ему нужно будет бывать в тех местах, где живут звери, чтобы он смог услышать их и научиться подражать их голосам.
— Это верно, свистит он хорошо, — сказала Мардена, размышляя над этой новой для нее идеей. — Ты действительно думаешь, что он сможет овладеть подобным искусством?
Ланидар с острым интересом прислушивался к их разговору.
— Мама, она так здорово свистит. Она умеет свистеть как птица, — встрял он. — И она подзывает свистом своих лошадей, но она может подражать также и ржанию лошади, и они откликаются на ее голос.
— Правда? Ты умеешь подражать лошадиному ржанию? — спросила Мардена.
— Ты сможешь сама убедиться в этом, Мардена, если придешь завтра утром с Ланидаром в гости в лагерь Девятой Пещеры, — быстро сказала Эйла. Она была уверена, что эта женщина собирается попросить продемонстрировать ее искусство, а ей вовсе не хотелось ржать, как лошади, в таком многолюдном обществе. Ведь все тут же обернутся и уставятся на нее.
— Можно я приведу и мою мать? — спросила Мардена. — Я уверена, она захочет пойти.
— Конечно. Вы вполне можете зайти к нам все вместе на утреннюю трапезу.
— Ладно. Мы придем завтра утром, — сказала Мардена.
Эйла посмотрела вслед мальчику и его матери. Она уже собиралась направиться к сидевшим с Волком женщинам, когда увидела, что на лице оглянувшегося Ланидара сияет благодарная улыбка.
— Вот твоя добыча, — сказала Фолара подошедшей Эйле, протягивая ей тетерева, пронзенного коротким копьем. — Что ты будешь с ней делать?
— Ну, поскольку я только что пригласила гостей к нам на завтрак, то, полагаю, мне придется приготовить ее для них, — сказала Эйла.
— Кого ты пригласила? — спросила Мартона.
— Ту женщину, с которой разговаривала, — сказала Эйла.
— Мардену? — удивилась Фолара.
— Да, вместе с ее сыном и матерью.
— Обычно их никуда не приглашают, не считая, разумеется, общих праздничных трапез, — заметила Фолара.
— А почему? — спросила Эйла.
— Даже не знаю, я как-то не задумывалась об этом раньше, — сказала Фолара. — Мардена держится особняком. По-моему, она чувствует себя виноватой или считает, что люди винят ее за то, что она родила увечного ребенка.
— В твоих словах, Фолара, есть значительная доля правды, — поддержала ее Мартона. — У этого мальчика могут возникнуть сложности, когда ему придется подыскивать себе пару. Матери боятся, что его увечный дух может передаться его будущей семье.
— И она вечно таскает его за собой, — сказала Фолара. — Видимо, боится, что другие дети будут дразнить его, если она оставит его одного. Вероятно, так и случилось бы. Не думаю, что он успел завести друзей. Мардена просто не давала ему возможности встречаться со сверстниками.
— Я так и подумала, — сказала Эйла. — Она старательно оберегает его. Даже чересчур старательно, на мой взгляд. Считает, что увечная рука ограничивает его возможности, но я думаю, что его самым большим ограничением является не рука, а его мать. Она так боится за своего ребенка, что не даст ему возможности испытать себя, но ведь когда-то ему все-таки придется повзрослеть.
— Эйла, а почему ты вдруг попросила его метнуть копье? Нам показалось, что ты как будто знала его, — заметила Мартона.