Под жарким солнцем Акапулько

— Я тебе еще в Акапулько говорил, что твои познания в искусстве — на нуле. Привет, Линн! Как дела?

— Пока я с тобой не повстречалась, все шло хорошо. — Она продолжала улыбаться, но между бровей залегла маленькая недовольная складочка. — Теперь я уже не уверена, что так будет и дальше.

— Узнаю Линн Уильямс. — Он говорил и одновременно с наслаждением жевал, на удивление, успешно совмещая эти действия. — Вместо того чтобы сказать: «Привет, Дэвид, рада тебя видеть», — сразу выдаешь скрытую колкость.

— При чем тут колкость, — ощетинилась она. — Меня еще в Акапулько вывело из себя твое бессовестное утверждение, будто я ничего не понимаю в искусстве, я до сих пор сержусь.

Дэвид оторвал великолепными зубами очередной мощный кусок ни в чем не повинного гамбургера.

— Полное отсутствие чувства юмора что тогда, что сейчас! — неразборчиво пробормотал он, сделал глоток и продолжал более внятно: — Сколько времени прошло? Два года! А ты ни капли не изменилась.

— Ты тоже. — Ее улыбка стала чуточку теплее. — Остался по-прежнему большим ребенком.

Дэвид основательно набил рот гамбургером, чтобы избежать искушения и не обозвать ее «заносчивой дурой». Однако думать так полный рот ему не мешал.

Линн смотрела на симпатичное, хорошо знакомое лицо со сказочно голубыми глазами и злилась. Дэвид разглядывал ее совершенно спокойно, невозмутимо, но в том, что он одновременно жевал, было что-то обидное, пренебрежительное. Ей пришлось сдержать себя, чтобы не высказаться по этому поводу. В конечном счете она бы только поставила себя в глупое положение, упрекая его в том, что он жует во время разговора.

Дэвид прекрасно знал недобрый огонек в темных глазах. Она сердилась. Это настроило его на такой миролюбивый лад, что он отпил кока-колы и улыбнулся.

— Что ты делаешь в Кармеле?

Она расценила его улыбку как сигнал примирения.

— Отдыхаю. А ты?

— Тоже отдыхаю.

— Снова? Акапулько, Кармел… Больше ты ничем не занимаешься?

Он с недоумением взглянул на нее и понял, что она говорит всерьез.

— Линн, между Акапулько и Кармелом прошло два года! Два года, в течение которых чем только я ни занимался! Почему ты считаешь, что я ничего не делаю, а только отдыхаю?

Она искренне смутилась и растерянно пожала плечами.

— Я… не знаю… Мне показалось, что мы расстались всего пару недель назад.

Его улыбка стала еще ослепительнее благодаря ямочкам, образовавшимся в уголках рта, которые она до сих пор помнила.

— Это означает, что время, проведенное без меня, было не в счет и потеряло всякое значение, как только ты меня опять увидела.

Линн прекрасно понимала, что он всего лишь шутит, но не засмеялась и ничего не ответила.

Конечно, за прошедшие два года многое что случилось, и это были для нее важные годы, и все же его слова содержали долю истины. Когда она сидела в этой закусочной напротив Дэвида Бакли и смотрела в его улыбающееся лицо, ей казалось, что после Акапулько вообще ничего не происходило. Дэвид неправильно истолковал ее молчание.

— Эй, я просто пошутил. Не обязательно лопаться от смеха, но улыбнуться не помешало бы. — Она послушно улыбнулась, и он удовлетворенно кивнул. — У меня еще тогда возникло ощущение, что у тебя совсем неплохие задатки, и, приложив некоторые усилия, из тебя можно было бы сделать вполне приличного человека. Как поживает дядя Карл? — быстро спросил он, прежде чем она успела вскинуться на него за наглость.

— Хорошо. — Она кивнула, спуская ему последнее замечание. — В самом деле, хорошо. В данный момент путешествует по каким-то историческим местам. А что делает твоя сестра… Как ее зовут? Салли?

Он подобрал остатки гамбургера.

— Точно, Салли. У нее теперь модный бутик. Если хочешь что-то купить… — Он поспешно поднял руки и замахал ими. — Нет-нет, можешь ничего не говорить. Ты делаешь покупки только в самых дорогих и изысканных лавках, какие есть на свете.

— Кто это говорит? — Линн нервно наклонилась через стол.

— Я говорю, потому что знаю тебя. — Он нахмурился и уставился на ее одежду, в принципе, точно такую же, как и у него, спортивную, удобную для отдыха, но чем-то сильно отличающуюся. — Посмотри на себя. На первый взгляд, мы одеты одинаково — в ветровки и майки, джинсы и кроссовки, но у тебя снова на каждой вещи фирменный знак знаменитого дизайнера, и, готов поспорить, твои тряпки стоили в пять раз дороже моих.

— Ах да, я совсем забыла. — Линн откинулась с обманчивой улыбкой. — Я же беседую с королем предрассудков. В твоем присутствии надо либо носить самые дешевые шмотки, либо беспрерывно извиняться за то, что купил что-то подороже. — Она вздохнула и покачала головой. — С какой стати, собственно, я тут рассиживаюсь и спорю с незрелым подростком? Я ведь собиралась просто перекусить! Почему я не могу этого сделать, не выслушивая упреков по поводу своей одежды?

— Потому что ты не станешь делать покупки в бутике моей сестры, — пробурчал Дэвид сквозь сжатые зубы.

— Это ты утверждаешь, а не я! — вскипела она.

— Точно, но ты что, будешь покупать у моей сестры?

Линн перегнулась через стол.

— Ты часто навещаешь сестру в ее лавке?

Он кивнул.

— Даже очень часто.