Под знаком феникса

— А что им остается делать — только валить с больной головы на здоровую. Ведь тот же Гитлер напав, обвинил СССР в этом. А ведь ничего другого России не оставалось — или покориться, приняв «новый порядок», или отбиваться от видоизмененного фашизма всеми силами и средствами. Да-да, именно фашизма, Павел, потому что внешне и внутренне это и есть фашизм в самом натуральном виде, только маски еще не сброшены.

«Лаэ» раскраснелся, закурил новую сигарету. Отхлебнув кофе, поморщился — тот уже остыл. Но наливать чашку не стал, заговорил дальше, блестя глазами и даже жестикулируя, что было непривычно для всегда уравновешенного и спокойного партизана:

— Смотри что выходит — есть вроде национальные государства со своими лидерами, но они уже никакой роли не играют. Основные прерогативы собственной власти они предали некоему единому органу — еврокомиссии, которую никто не выбирает и не перед кем она ответственности не несет. А все эти европейские президенты и премьер-министры потихоньку превратились в выборных гауляйтеров, которые выполняют решения наднационального и надгосударственного органа, никем не выбираемого и непонятно откуда берущегося, и совершенно неподотчетного. Я тебя правильно понял, когда ты о будущем рассказывал?

— Совершенно верно, так оно и есть, — Павлу не приходилось скрывать удивления — не живший никогда в 21-м веке, эстонец рассуждал удивительно здраво, хотя имел минимум информации.

— Зато в руках этого «правительства» есть серьезный рычаг в виде единой валюты «евро», благодаря которой всех членов этого «союза» держат на коротком поводке. А это наиболее наглядный пример, когда банкиры правят миром. Причем создав как раз ту власть, которая правит, но никому не подотчетна. Это и есть видоизмененный «новый порядок» в объединенной Европе — вначале построенный Гитлером, а теперь его идейными потомками. А чтобы он существовал как можно дольше, нужен постоянный враг — и неважно кто он — сербы, русские, китайцы, индусы там, или негры. Потому что конечной целью является установление монополии на власть во всем мире!

Глава 23

— Знаешь, в то мое время принято было охаивать марксизм, как сейчас славословить. И то, и другое, мешает взглянуть на вещи трезво. Я убежден в одном — рано или поздно, но человечество придет к необходимости понимания общества социальной справедливости, и создаст таковое. Да, процесс будет долгим и сложным, и возможно те, кто правит миром, развяжут ядерную войну, исходя из апокалиптического суждения — если не нам принадлежит, так не доставайся же никому!

Никритин отпил чая, в задумчивости постучал пальцами по столешнице. И посмотрев на Альберта Генриховича продолжил:

— В 1917 году была предпринята попытка создания таково общества, своего рода эксперимент. Продлился он семьдесят четыре года и окончился крахом по банальной причине — любая власть, декларирующая построение общества социальной справедливости, то есть социализма, но не находящаяся под постоянным контролем народа, со временем деградирует, так как не будет разделять идеи и принципы этого самого общества. И превращается в то, что имеем, ведь среди равных всегда будут править те, кто считает себя более «равными». Так что не знаю, примут ли кремлевские старцы наши доводы, но совесть у нас будет чиста.

Павел похлопал по футляру портативной пишущей машинки, привезенной «Лаэ» из Москвы, куда он отлучился с Георгием на два дня — съездили на «Победе». Дороговатой вышла поездка — на две машинки, писчую и копировальную бумагу, ленты и нитяные перчатки, конверты и много чего другого, включая расходы на бензин, ушло без малого пятисот рублей, сумма по нынешним временам астрономическая. Свою сотню внес и Павел — родители ежемесячно отправляли ему по семьдесят рублей — этих денег вполне хватало на житие-бытие, еще откладывал по две «красненьких», так и набралось у него в кубышке почти триста целковых.

У него на даче и будет действовать, по определению партизан, «подпольная типография». В городе постоянный стук пишущей машинки в квартире Никритиных засекут сразу — любых соседей, даже терпеливых, это будет раздражать. Пойдут ненужные вопросы, и будет как в известном фильме — «никогда Штирлиц так не был близко к провалу».

У «Лаэ» в доме девочка, а они по природе очень любопытные. Так что единственным местом была дача. От соседних домов она стояла на приличном отдалении, от дороги с площадкой отделял палисадник, берег ручья непроходим, там нет тропинок, а постоянный мостик через ручей в стороне. Но ради спокойствия Павел несколько раз обошел свои владения, пока эстонец барабанил по клавишам и двигал каретку — звук не был слышен. И лишь подойдя к самому окну, да при еще открытой форточке, можно было хоть что-то расслышать. Но при включенном радио или телевизоре звуки уже смешивались, и определить работу пишущей машинки невозможно.