Под знаком кометы

– Ну хорошо, – сказала Ольга, – вы оба правы, а потому, Павел Павлович, напишите соответствующее поручение господину Дурново, а я его контрассигную. Пусть начинает работу. С той поры, как мы примирились с Германской империей, старик стал счастлив как ребенок, и новое поручение, являющееся знаком Нашего доверия, будет ему только в радость. А сейчас давайте посидим тихо и помечтаем о временах, когда война в Венгрии закончится, и наши солдаты вернутся по домам. Знали бы вы, как я соскучилась по моему Сашке – сил нет ждать того момента, когда он снова сможет войти в мою спальню…

1 января 1908 года, полдень. Венгрия, Будапешт.

Новый 1908 год начался для Венгрии, мягко выражаясь, интересно. Вечером тридцатого числа стало известно, что русские войска[26], замкнув кольцо окружения вокруг оттесненной к крепости Перемышль Восточно-Галицийской группировки[27], прорвали довольно слабые заслоны на Карпатских перевалах и вышли к Ужгороду. Перемышлем и окруженной вокруг него группировкой русское командование намеревалось заняться позже, когда осядет пыль сражений за Будапешт и Краков, после чего любое сопротивление станет бессмысленным. А пока все в стиле героя Тюренченского сражения безумно-храброго генерала Федора Эдуардовича Келлера: вперед и только вперед.

В западной Галиции командующий блокированным в Кракове первым армейским корпусом генерал от инфантерии Мориц фон Штейберг отказался от почетной капитуляции, предложенной генералом Ивановым, и теперь там густым басом рявкают восьми-, девяти- и одиннадцатидюймовые осадные мортиры, неумолимо превращая древний город в груду битого кирпича. Пехота идет в атаку не ранее, чем на оборонительном рубеже будет полностью подавлено организованное сопротивление. Решение австрийского командующего сопротивляться до последнего горожанина и последнего солдата было идиотским, и более того, бессмысленным. На один австро-венгерский армейский корпус (не получивший, кстати, пополнения мобилизованными) навалились два русских корпуса постоянной готовности и осадный артиллерийский корпус резерва главного командования, уже показывавший свои чудеса во время осады и штурма крепости Одрин.

На южном направлении для венгерского правительства тоже кисло: местность к северу от Сегеда до самого Дебрецена заполонили многочисленные, как саранча, и злые, как осы, дикие всадники императрицы Ольги. Они жгут поместья магнатов, разрушают оборудование железнодорожных стаций, мосты и пути, перерезают линии телеграфной связи, убивают помещиков, чиновников и телеграфистов. От крупных отрядов венгерских войск эти разбойники уклоняются, а мелкие истребляют до последнего человека. Ведет их воистину страшный человек – первая шашка русской армии, генерал от кавалерии Федор Артурович Келлер. За то, что венгерские магнаты взбунтовались против своего короля, русская императрица поставила своим верным слугам цель разорить и уничтожить их как политический класс. От жадной и много о себе понимающей так называемой «элиты» проблемы будут в любом государстве. А посему те из венгерских магнатов, что выживут в этой мясорубке, остаток своих дней проведут в местах, весьма далеких от благословенной Венгерской равнины – там, где зимой птицы замерзают на лету, а летом тучи комаров и мошки закрывают солнце.

Тридцатого декабря, закончив перегруппировку и подтягивание резервов после кровавого штурма Сегеда, генерал Плеве и князь-консорт возобновили вроде бы медленное, но неудержимое продвижение в направлении Будапешта. Наскоро пополненные и кое-как вооруженные части гонведа, за два месяца войны понесшие изрядные потери, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стали откатываться по направлении к своей столице. Пройдет неделя или десять дней – и перед жителями этого крупного города во весь рост встанет вопрос повторения Краковской трагедии, причем в еще более крупном масштабе. Брать упорно сопротивляющиеся города русская армия умеет, правда, при этом пощады не бывает ни правым, ни тем более виноватым.