Низко надвинув капюшон на лицо, я иду вместе с Лео знакомой дорогой по Пассетто ди Борго в сторону Ватикана. Он несется вперед семимильными шагами, и я изо всех сил стараюсь не отставать от него, путаясь ногами в тяжелых складках ткани плаща. Когда мы подходим к Ватикану, я опускаю голову ниже, опасаясь, что кто-то сможет заглянуть мне в лицо и понять, что я не мужчина. Мы проходим через калитку мимо двух вооруженных охранников, но они беспрепятственно нас пропускают. Я следую за Лео по коридору, чтобы после подняться по лестнице на второй этаж.
– Здесь находятся апартаменты Борджиа и жилые комнаты папы, – бросает мне Лео, и я чуть отодвигаю край капюшона, чтобы с любопытством оглядеться.
После моего визита сюда посреди ночи, при свете дня я надеюсь разглядеть побольше. Сердце с каждым ударом пускает волны тревоги по моему телу. У кого из вас вообще когда-либо была возможность посетить покои кого-нибудь из древних пап еще при его жизни?! Сейчас эти помещения принадлежат музеям Ватикана, а следы их первоначального использования давно исчезли. В коридорах куча народу: пестрый хаос из придворных и кардиналов, так что на меня никто не обращает внимания. Тем не менее я все равно максимально втягиваю голову в плечи и прижимаюсь к стене, чтобы ни с кем не столкнуться. Лео то и дело незаметно оборачивается ко мне, бормоча мимоходом мимолетные приветствия и кивая коллегам. Вскоре мы попадаем в зал, свод которого богато украшен фресками, расписанными настолько красочно и подробно, что больше всего на свете мне охота запрокинуть голову и погрузиться в созерцание этого великого искусства, но вместо этого мне приходится уставиться в мозаичный пол, позволяя себе только вороватые оглядывания.
Из обрывков разговоров кардиналов вокруг я слышу, что все в высшей степени обеспокоены. Видимо, столь спешное собрание для них довольно необычное явление, и все задаются вопросом, что послужило его причиной. И я в их числе.
Спустя примерно десять минут ожидания в прихожей, открывается дверь, предлагая кворуму войти. Лео идет вплотную со мной, чтобы оградить от чужих взглядов, и мы вместе проскальзываем в соседний зал, представляющий собой вытянутую комнату с папским престолом, вдоль стен выстроились деревянные стулья, на которых устраиваются кардиналы. Лео отодвигает для себя стул около трона, незаметно отталкивая меня в оконную нишу, откуда я могу следить за происходящим из-за драпированной занавески.
Все присутствующие полностью погружены в эмоциональные обсуждения, и никому из них даже в голову не приходит, что вместе с ними в покои папы прокралась загадочная фигура в капюшоне, что меня в равной степени ошеломляет и радует. Через некоторое время, когда всеобщее беспокойство немного улеглось и все присутствующие погрузились в выжидательное молчание, появляется папа. Стоит створчатым дверям немного приоткрыться, я, затаив дыхание, выглядываю из-за своей занавески, и первое, что бросается мне в глаза, – ворохи красной ткани: великолепный бархат, парча… Все насыщенно-малинового оттенка. Мой взгляд скользит по фигуре в роскошном одеянии, и я невольно роняю челюсть: это не папа римский. Это его дочь.
С гордо вздернутым подбородком в зал входит Лукреция Борджиа, но спусковым крючком волнения среди кардиналов оказывается момент, когда она опускается на трон, кладя руки на подлокотники. С головы до ног она излучает власть, ее красивое лицо не выдает ни единой эмоции, пока кардиналы в смятении переглядываются между собой, а некоторые наперебой кричат, подскочив со своих мест. Я восхищена выступлением Лукреции и вполне понимаю всеобщее волнение: то, что дочь папы занимает его место, должно быть, ощущается пощечиной для всех собравшихся.
– Где святой отец?
– Папа созвал Консисторию, а не его дочь!
– Тише, – гремит чей-то мужской голос, заглушая гул и заставляя кардиналов замолчать. Этот человек шагает вперед, и мне приходится вытянуть шею, чтобы получше его разглядеть: высокий, сутулый и худощавый, он обводит Лукрецию зорким взглядом, словно хищная птица. Кажется, он готов выцарапать ей глаза.
– Я церемониймейстер папы, почему я ничего не знаю об этой подтасовке?
Лукреция откидывается назад, на ее губах играет едва заметная улыбка.
– Потому что это собрание не является ни литургическим праздником, ни церемонией. Или я ошибаюсь, монсеньор Беркард? – Мужчина только скрипит зубами, на что по лицу Лукреции на мгновение пробегает насмешка. – Поскольку вы в любом случае постоянно суете нос во все наши дела, вы должны были быть готовы к тому, что когда-нибудь этому придет конец.
Беркард растерянно моргает, но больше ничего не говорит, впиваясь в Лукрецию прищуренным взглядом.
– Уважаемая коллегия кардиналов, святой отец возложил на меня право возглавить это собрание, так как в последнее время среди его кардиналов распространились… некие волнения, – начинает свою речь Лукреция.
В зале тут же начинаются перешептывания.