Под знаком льва

Игорь сидел на койке. Он оторвал глаза от газеты и молча поглядел на разыгрывавшийся спектакль, затем, не обращая на них никакого внимания, упал на койку и взялся читать дальше. Шнырь со своим кентом подошли к Игорю:

– Братик, не в обломняк, – ехидным голоском обратился к нему шнырь, – давай посмотрим у тебя, глядишь, и обнаружим пропажу.

Дед молча наблюдал за происходящим. Увидев, что наезжают на Таяновского, окликнул:

– Ты, промокашка, что ты от мужика хочешь? Что за наезд? Нас целый день в бараке не было.

– Да мы поглядим, если нет – не в западло, извинюсь.

Дед примолк.

– А если нет у меня ничего, я тебе рожу набью, устраивает? – спросил Игорь, вставая с постели.

Шнырь стал искать и вдруг под матрасом обнаружил то, что хотел найти, и, счастливый от находки, которую сам же положил, показал ее всей братве. Игорь, не раздумывая, ударил его со всего маху в челюсть, понимая, что это подлог. Шнырь улетел к батарее и больше не встал, слету обнял ее головой, сидел, держась за челюсть. Второго Игорь тоже что было сил подцепил керзачом ниже пояса, и так, видимо, удачно попал, что тот аж подпрыгнул и заорал, а лицо такое было, что смотреть страшно. Он в мгновенье очутился перед Игорем на коленях, склоняясь к нему головой. Второй удар пришелся прямо в лицо. После такого Васькин друг лежал полуживой.

Подбежал Дед, он был справедливым и кражу не потерпел бы даже от друга:

– Игорь, объясни, как это оказалось у тебя под матрасом?

– Без понятия, дядь Миш, я же вместе с тобой был на промзоне, пролететь в барак я никак не мог, это – спектакль, сам понимаешь.

Дед глянул на Ваську, тот сидел на корточках и шепеляво матерился:

– Челюсть, конь педальный, перебил, ну, сука, держись. Тебе это так не прокатит, ты теперь ку-ка-ре-ку.

Дед не выдержал и тоже ударил шныря керзачом со всего маху в живот. Игорь подскочил, хотел еще дать, но Дед его остановил:

– Успокойся, разберемся еще.

Утром на перекличке Таяновский узнал, что у Васьки челюсть сломана в двух местах, и он находится в зоновской больнице. А у другого, корешка его, распухло все до громадных размеров, ходит, как будто гирю кто-то привязал между ног, его тоже прооперировали. Игоря не сдали куму, сказали, что у пострадавших между собой была разборка, а ему решили, как бы там ни было, отомстить.

Дед, озабоченный таким наездом на Таяновского, попросил Игрока навести справки: «Мужик не при делах, это – гонки». Игрок попытался узнать у Длинного, а тот якобы ничего не знает: намяли ребра друг другу, да и все. Вечером позвали Таяновского к Длинному на сходняк, узнать, что произошло на самом деле. У Длинного сидела вся зоновская элита, тут же находился и Игрок: он всегда присутствовал на разборках.

– Присаживайся, мужичок, – сказал Игорю Длинный, – расскажи подробно, что за гонки были у вас, кто у кого скрысятничал?

Игорь присел на табуретку, быки Длинного стояли сзади. «Сейчас отнимут полздоровья, забьют, козлы», – подумал он, а потом стал рассказывать:

– Мужики, меня не было в бараке, я на промзоне находился, да и с воли мне хороший грев идет, тут секрета нету. Надо быть последним идиотом, чтобы полезть по тумбочкам, одно с другим никак не вяжется.

– А может, кому на воле задолжал? – с намеком поинтересовался Длинный.

Игорь взглянул на него, и они друг друга поняли. «Наверное, пришла малевка от Белого, и он пустил ее в ход», – подумал Таяновский.

– Да нет, ничего я никому не должен, работаю на себя и срок отматываю, вот и все. Задолжал только долги свои пособирать на воле, – и Игорь с такой же серьезностью поглядел на Длинного.

Тот понял – этот за себя постоит.

– На воле была у меня фирма, за «боюсь» не стал платить, так они, беспредельники, жену угрохали, меня, ни за хрен собачий, сюда засунули, а теперь сюда малевки шлют, чтобы зоновская братва или опустила, или угрохала меня, непокорного.

Возле Длинного сидело человек семь зеков, все молчали.

– Вот видишь, Игорек, как говорят, «от тюрьмы да от сумы не зарекайся», – сказал Длинный. – А грев, говоришь, хороший получаешь, наверное, тебе приятно, что каждый месяц тебя так подогревают. Ну не у всех же есть родня и кенты, поэтому наша братва и снимает потихоньку бабки с фраеров, чтобы мы здесь с голоду не подохли, они ведь тоже приворовывают у государства, а наша братва делится с нами.

– Я не воровал, работал честно, – ответил Игорь.

– Конечно, это дело добровольное, хочу плачу, хочу нет, – отозвался Длинный.

– Пусть мужичок идет, он не при делах, по нему видно, – вмешался в разговор Игрок, – а что челюсти поломал да яйца помял – правильно сделал, не хрен мужика подставлять.

Остальная братва поддержала Игрока.

– Но смотри, мужик, если за руки поймаю, твоя мама – сирота, – сказал Длинный.

С таким заключительным предостережением Игоря и отпустили. Шел к себе, даже пот холодный выступил. «Брехня, – думал он, – здесь тоже есть справедливые люди. Игрок – молодец, а Длинный наверняка получил малевку от Белого, на роже у козла написано».