Под знаком Льва

В зеркале я увидел море, глухое море,
немое море.
Над ним качались черные тучи, чреватые громом,
лицо его сминалось морщинами кипящего гнева:
казалось, в нем кишели сонмы трупов,
плывущих по воле волн…

Метались крылья пепельной печали,

грозя сорваться с орбиты
алмазными гроздьями.

Море вело в поводу грохот шторма,

готовый взорваться апокалипсическим громом,
и — молчало.

Воронки вихрей были его глазами,

в которых уже никогда не зажгутся звезды,
лунные блики, синее пламя штиля.

В зеркале я увидел море, глухое море,

немое море.
Оно расплывалось, как на экране памяти,
оно перехватывало горло,
словно несбывшаяся мечта.

Я видел его и в полдень и в полночь,

а главное — в сумерках:
блеклые звезды, намеки мелодий,
невнятные запахи грядущей сонаты страсти.

Марсовый матрос, рыщущий жадным взором

по руну безразличных волн,
я заставал его и в полдень,
я настигал его и в полночь,
затаившись в засаде и карауля
потусторонние голоса и голоса ближних,
которые ласкали его слух,
которые отзывались в его душе
пронзительной болью.

Так что же: море — всего лишь символ?

А океан — легенда?
Эмблема сельвы, поросшей ускользающими
тенями, восхитительный хаос, мифический лес,
по которому бродят
неприкаянные нимфы, недоступные дриады?[95]

Море — всего лишь миф? Море в зеркале,

отраженное жадным зрачком,
выпитое глазами, осушенное слухом,
проглоченное единым вздохом,
в который вместился весь запах соли и йода,
море, обитель сирен-колдуний,
море Калипсо[96] и море Цирцеи,[97]безотчетное очарованье моря —
все это миф? Легенда? Просто символ?

В зеркале я увидел море, глухое море,

немое море.
Я видел его в полночь
(и в полдень) и в сумерках:
гладенькое море картинок, виньеток,
фуга на струнах мачт
с убранными парусами,
на беспомощно застывших кораблях,
похожих на скелеты пирамид,
посреди голубой пустыни штиля.

Сонет

Да, я поэт, коль быть поэтом :— это
уйти в себя. Спуститься в гулкий грот.
Впитать глазами блеск глубинных вод,
мелодию корундового света.

Душа нальется тяжестью обета,

свинец тоски ударит сердце влет,
и боль морозной сталью полоснет
по кадыку влюбленного поэта.

Да, я поэт, коль следовать приметам:

взор отрешен, но вездесущ при этом,
а мой напев настоян на беде.

Молчит струна… Я гневно брови хмурю.

Со мной в погоне за певучей бурей
лишь призрак слова на моей ладье!

Песенка ("Меланхоличный ливень мой личный...")