Под знаком незаконнорожденных

-- И тут, -- сказал Круг, -- они разговорились о былых временах, вспомнили учителей с их причудами, -- одними и теми же, не странно ли, на протяжении многих лет, и что же могло быть забавней привычных вычур? Брось, dragotzennyi, бросьте, сударь, все это мне знакомо, да к тому же, у нас есть что обсудить, и оно важнее клякс и снежков.

-- Ты можешь пожалеть об этом, -- сказал Падук.

Круг побарабанил пальцами по своему краю стола. Затем нащупал длинный нож для бумаг, слоновая кость.

Вновь зазвякал телефон. Падук послушал.

-- Тебе советуют ножа здесь не трогать, -- сказал он Кругу и, вздохнув, положил трубку. -- Зачем ты хотел меня видеть?

-- Я не хотел. Хотел ты.

-- Ладно, зачем я хотел? Тебе это ведомо, бедламный Адам?

-- Затем, -- ответил Круг, -- что я единственный, кто способен встать на другой конец доски и заставить твой край подняться.

В дверь отрывисто стукнули и вошел, звеня подносом, zemberl. Он расторопно обслужил двух друзей и вручил Кругу письмо. Круг отхлебнул и начал читать, что там написано. "Профессор, было написано там, -- Ваши манеры все еще некорректны. Вам следовало бы принять во внимание, что несмотря на узкий и ломкий мостик школьных меморий, соединяющий ваши две стороны, вглубь их разделяет пропасть величия и власти, которую даже гениальный философ (а именно таковым Вы и являетесь -- да, сударь!) не имеет надежды измерить. Не должно Вам допускать себя до этой гадкой фамильярности. Приходится вновь предупреждать Вас. Умолять Вас. В надежде, что туфли не слишком жмут, остаюсь -- Ваш доброжелатель."

-- Ну-ну, -- сказал Круг.

Падук омочил губы в пастеризованном молоке и заговорил еще более хриплым голосом.

-- Теперь позволь, я тебе скажу. Они приходят и говорят мне. Почему медлит этот достойный и умный человек? Почему не служит он Государству? И я отвечаю: не знаю. И они также теряются в догадках.

-- Это какие же такие "они"? -- сухо осведомился Круг.

-- Друзья -- друзья закона, друзья законодателя. И деревенские общины. И городские клубы. И великие ложи. Почему это так, почему он не с нами? Я лишь эхо их вопрошаний.

-- Черта лысого ты эхо, -- сказал Круг.

Дверь слегка приоткрылась, и вошел жирный серый попугай с запискою в клюве. Он ковылял к столу на уродливых дряхлых лапах, и когти его издавали звук, какой производят на покрытых лаком полах собаки с необстриженными ногтями. Падук выпрыгнул из кресла, подскочил к престарелой птице и вышиб ее из комнаты, точно футбольный мяч. И грохнул дверью. Телефон верещал из последних сил. Падук выдрал его из розетки и вбил в ящик стола.

-- А теперь -- ответ, -- произнес он.

-- Которым обязан мне ты, -- сказал Круг. -- Прежде всего, я хочу знать, почему схвачены четверо моих друзей? Не для того ли, чтобы создать вокруг меня вакуум? Оставить меня дрожать в пустоте?

-- Твой единственный друг -- Государство.

-- Понятно.

Пасмурный свет из высоких окон. Унылый завой буксира.

-- Хорошенькую мы изображаем картину, -- ты, что-то вроде Erlknig'а, и я -- мальчонка, вцепившийся в прозаического всадника и вперившийся в волшебные туманы. Пф!

-- Все, что нам нужно, -- это тот кусочек тебя, в котором упрятана рукоятка.

-- Ее не существует, -- рявкнул Круг и ударил кулаком по своей стороне стола.

-- Я тебя умоляю, будь осторожней. В стенах полно замаскированных дыр и в каждой -- нацеленная на тебя винтовка. Так ты уж, пожалуйста, без жестов. Они нынче нервные. Все от погоды. Эта серая мразь.

-- Если, -- сказал Круг, -- ты не можешь оставить меня и моих друзей в покое, дай им и мне выехать за границу. Это избавит тебя от массы хлопот.

-- Что ты, собственно, имеешь против моего правительства?

-- Меня нисколько не интересует твое правительство. Меня возмущают только твои попытки вызвать во мне интерес к нему. Оставь меня одного.

-- "Один" -- гнуснейшее слово во всем языке. Никто не бывает один. Когда в организме клетка заявляет: "оставьте меня одну", возникает рак.

-- В какой тюрьме или тюрьмах они сидят?

-- Виноват?

-- Где, например, Эмбер?

-- Ты хочешь знать слишком много. Эти скучные технические материи, право, не заслуживают интереса со стороны такого ума, как твой. Ну, а теперь---