Под знаком полумесяца

— Ничего, — ответила я, — ничего особенного. Неприятности в семье.

— Что-то серьезное?

— Нет. Надеюсь, что нет, — уклонилась я от ответа, чтобы ничего не объяснять. В этот день мы просматривали план уже построенного дворца, в котором должен был состояться основной конкурс «Евровидения», и Гольдфарб отмечал наиболее уязвимые места, о которых я должна была доложить нашим службам, отвечающим за охрану самого дворца.

Вечером мы договорились встретиться с Арифом. Он подъехал на своей машине к дому, где мы обычно встречались. Чтобы въехать во двор, нужно проехать через полутемный проезд, где я обычно и садилась в его машину на заднее сиденье. Мы так и сделали, выехав с другой стороны двора. Ариф раньше ездил на стареньком «Опеле», пока не купил «Ауди», уже с пробегом, но которая была в очень неплохом состоянии.

— Что там случилось? — быстро спросила я у Арифа.

— Его убили, — мрачно подтвердил Ариф, — расследованием занимается следователь прокуратуры. Они считают, что это обычное дорожное происшествие. Неустановленная машина сбила Шамиля и скрылась с места происшествия. На камерах видно, что эта был серый «Ниссан». Сейчас устанавливают его номер и владельца машины.

— Все так просто?

— Нет, не все. По предложению полковника Кафарова расследованием параллельно занимаются и следователи Министерства национальной безопасности. Они проверили все камеры, которые были установлены рядом с домом Шамиля. И выяснили такую неприятную вещь, что машина, которая сбила Тушиева, подъехала к его дому за полтора часа до его выхода. И все это время ждала его у дома. Более того. Водитель сидел за рулем, а второй ждал у дома, прогуливаясь рядом с подъездом.

— Они были уверены, что он выйдет из дома, — уточнила я, — но откуда они знали, что он обязательно выйдет?

— Вчера был день рождения его сестры, — глухим голосом сказал Ариф. — И еще один неприятный момент. Свою машину он оставил в профилактории и должен был забрать ее сегодня вечером…

— Не может быть, — растерянно говорю я, — этого просто не может быть.

Я начинаю понимать, что произошло не просто убийство нашего товарища. Каким бы ужасным известием ни была смерть Шамиля, но, похоже, все гораздо хуже, чем мы полагали. Произошло не просто убийство. Произошло намеренное убийство. То есть его ждали и сознательно сбили. И самое страшное, что они знали и про день рождения его сестры, и про машину в ремонте. Они все знали, готовились и выбрали самый удобный момент. Значит, это не обычный автомобильный наезд. Это спланированное убийство нашего товарища. И не просто обдуманное убийство. Заместителя директора филармонии по хозяйственной части не убивают с такой тщательной подготовкой. Получается, что случилось самое худшее — его раскрыли.

— Полковник приказал приехать к нему и пока никому ничего не рассказывать, — продолжает Ариф, — мы поедем к нему после того, как сделаем два контрольных круга. Проверим, не следят ли за нами.

Я согласно киваю головой. И вижу лицо Арифа, его сдвинутые брови, его мрачную решимость. Конечно, смерть Шамиля потрясла нас всех. И не только меня с Арифом, но и остальных членов нашей группы. И Самира Бехбудова и Людочку Борисенко. Я уверена, что они переживают не меньше нашего. Насчет полковника не знаю. Даже если он переживает, что никому и ничего не скажет. Он вообще никогда не выдает своих эмоций и распекает каждого из нас строгим голосом, но часто даже с такой долей иронией, что бывает непонятно — он на нас сердится или издевается?

Через полчаса мы сидим перед полковником, чтобы выслушать последние новости. Он редко позволяет нам появляться вместе в этой конспиративной квартире. Мы вообще не должны появляться вместе. Но в исключительных случаях он разрешает нам такие совместные посещения. Видимо, сегодня и есть такой исключительный случай.

— Гольдфарб расспрашивал тебя о случившемся? — сразу уточняет Кафаров.

— Нет. Я ему ничего не сказала.

— Сразу два взаимоисключающих ответа, — недовольно замечает полковник, — сначала отрицание, а потом сообщаешь, что ничего не сказала. Значит, были вопросы?

— Он почувствовал мое состояние. И спросил меня, что произошло. Я ответила, что у меня семейные неприятности.

— Так я и думал. Ты до сих пор слишком эмоционально реагируешь на подобные события. Хотя уже не новичок, далеко не новичок, Кеклик. И должна была понимать, что подобный вопрос обязательно последует. Гольдфарб слишком опытный аналитик, чтобы не почувствовать твое состояние.

— Я знала Тушиева еще задолго до того, как встретилась с вами. И поэтому так переживаю.

— Это я помню. Иногда ты реагируешь слишком эмоционально. — Он не напоминает мне о Максиме в присутствии Арифа. Для этого он слишком наблюдательный и внимательный аналитик. Но я чувствую, как вспыхиваю и прячу глаза, чтобы себя не выдать. Я помню, как меня тогда потрясла правда о моем бывшем друге Максиме Гейдарове и что потом из всего этого получилось.

— Я хотел вас увидеть, чтобы предупредить о серьезных опасностях, которые могут возникнуть у нас, — говорил Кафаров.