Под знаком Рыб (сборник)

А минувшая жизнь, полная грусти и скуки, все стоит перед его глазами, как будто он смотрит в серое металлическое зеркало. И словно в зеркале он видит предвестье своих грядущих дней. Дней без надежды, без перемен и без воздаяния. Пусто в зеркале, нет ни лиц, ни картин, ничего. Словно другое зеркало отражается в этом. Та же бесконечная пустота, что окружает его и теснит его сердце. Глаза хотели бы излить беду слезами, облегчить душу, но это солнце – оно ведь иссушит каждую слезинку, даже еще не пролитую. И все же в его сердце теплится надежда, и он говорит себе: «Это меланхолия, она пройдет. Вот посплю с утра до вечера, потом вымоюсь горячей водой и встану новым человеком».

Он ждал зимы. Завоют холодные ветра, море будет грохотать во всю свою мощь. А он будет лежать на постели, под теплым одеялом. Выспавшись всласть, поднимется здоровый, веселый и бодрый. Придут дни, когда он наконец сядет и напишет свою большую повесть. В чайнике закипит вода, в чашке будет пениться кофе. Как сладок цветущий в саду этрог[17], как величаво шествует луна в небесах![18] Как ароматен запах побегов, какое множество звезд услаждают ночное безмолвие! И пишет, и пишет Хемдат, и выплескивает слезы души своей в морскую голубизну ночи.

Мерно шагает по пыльной яффской улице вереница верблюдов. Медленно ступает четвероногий грузчик, неся на спине груз, вдвое больший, чем он сам. А за ним другой такой же, идет и поет свою верблюжью песню: «Господи, дай мне сил, Господи!» Торопливо бегут людишки, вот и госпожа Илонит спешит куда-то. Зубной врач развалился в коляске, а балагула с козел кричит: «Всего за дюжину грошей вырываем порченые зубы у людей! Налетай, подешевело!» Люди толпятся вокруг коляски, и врач на ходу вырывает у них темные зубы. Рынок шумит, арабы стоят на ящиках, набитых чашками и бутылками, и продают прохожим прохладительные напитки, и их шляпы-панамки сверкают в море красных турецких фесок. На пороге лавок сидят торговцы и зычными голосами предлагают рулоны шерсти и цветные наряды, и тут же греки сидят на земле и жарят мясо на углях. У входа в мясную лавку висит кусок мяса, украшенный золотой мишурой, и кучи мух, ос и комаров копошатся на нем, и фальшивое золото слепит глаза. Старый араб сидит на мешке с бананами и неторопливо вручает их покупателям, и люди стоят вокруг, едят бананы и бросают на землю кожуру. Идут моряки разных стран, высоко задрав голову, и у каждого грудь колесом, словно бы для того, чтобы прижать к ней всех местных девиц сразу, и глаза их с жадностью провожают каждую женщину. Толстые торговки сидят полукругом и продают садовые цветы и дикие розы. Все, пришедшие в сей мир, заняты чем-то, один лишь несчастный Хемдат оторван от жизни. Говорит себе Хемдат: «Нельзя так жить. Не пойти ли мне к Клюгеру?» В былые времена, когда он регулярно секретарствовал у Клюгера, Хемдат порой заходил к нему и даже иногда выпивал с ним. Может, Клюгер знает, что с Яэлью? От всех клюгеровских денег у Хемдата осталось два медяка. На один он купил букет роз, на другой позвал чистильщика, чтобы почистил ему обувь. Сразу двое схватились за его туфли, один кричит: «Я почищу!» – и другой кричит: «Я почищу!» Даже до туфель у них не дошло: один выхватил скамеечку у другого и швырнул ему в голову. Кровь полилась у того по лицу и стала заливать глаза, а в это время третий схватил ногу Хемдата. Когда он кончил, Хемдат бросил ему монету, чистильщик подпрыгнул, поймал монету на лету и убежал, насвистывая.

«Все чем-то заняты и что-то делают, все чем-то заняты и что-то делают», – твердит Хемдат, чтобы и себя поторопить к действию. Да, он тоже будет что-то делать. Он не будет сидеть сложа руки. Жажда деятельности вдруг овладела им, желание работать и что-то делать, как все. Вот вернется Яэль, а у него в кармане уже не будет пусто. Глупо он сделал, что отказался от работы у доктора. Хорошая должность была у него, а он ее бросил.

В больничном коридоре он увидел человека, который поранил себе руку на работе и теперь лежал, скрючившись, на койке, точно поломанное колесо в ожидании починки. Хемдат сел, держась напряженно и неподвижно, потому что ему было неловко двигаться на глазах у человека, который не мог шевельнуть рукой. Он сидел, положив ногу на ногу, и смотрел на море. С севера приближался корабль, его нос уже был обращен в сторону гавани. Еще немного, и он бросит якорь в яффском порту, и новые люди сойдут с него на берег Страны Израиля. Новые люди с новыми надеждами. С новыми надеждами, со старыми проблемами.