Под знаком Рыб (сборник)

Размечтался я, а письма друзей всё лежат передо мной, и я понимаю, что должен ответить на эти письма. Протянул я руку за пером, положил перед собой чистый лист бумаги и начал отвечать. Начал отвечать, а кроме приветствия и извинения ничего у меня не получается. Вот так – Тору изучать я не могу из-за душевного расстройства, дома сидеть не могу из-за уныния и тоски. Что же мне делать? Поднялся я снова и вышел еще раз побродить по улицам Иерусалима.

5

И вот иду я по иерусалимским улицам. Иерусалим, который веками был безмолвен, теперь неожиданно обрел голос. Автобусы и автомашины несутся сломя голову, словно бесы гонятся за ними по пятам, и рев моторов сотрясает небеса, прохожим только и остается, что увертываться, иначе попадут под колеса. И на каждой улице, на каждом углу полным-полно британских солдат и полицейских, да море красных, как кровь, турецких фесок вокруг, и горящие темной ненавистью глаза повсюду. И сыны Сиона тоже попадаются кое-где – одни вышагивают в бархате и атласных нарядах, а другие – вконец обнищавшие.

И насколько изменились улицы Иерусалима, настолько же изменились и его дома. Хоть не все еще пророчества об этом городе исполнились, но некоторые из его строений уже поднялись из развалин. Господь, благословен будь Он, воссоздает любимый город любыми путями, даже с помощью иноверцев, даже посредством подрядчиков. И есть уже дома такие высокие, что чуть не до самого неба. Раньше, когда евреи видели себя малыми и ничтожными, Господь словно все семь небес прогибал, чтобы быть к ним поближе, а нынче, когда они сильно возгордились и Господь удалился от них, они сами строят себе башни до небес.

И есть уже в Иерусалиме другие дома, в которых можно найти все, чего душа желает, а также все, чего она не желает, вроде магазинов, где продают такие вещи, что никто не знает даже, для чего они предназначены, а также банков, и кафе, и игорных домов, и ночных клубов. Выпала тебе тяжелая ночь, и ты не знаешь, как ее перебыть, бери в банке в долг и иди себе в кино, или в кафе, или в любое иное злачное место. А если тебе невтерпеж ждать до вечера, стань в сторонку на тротуаре и слушай задаром музыку из граммофонов. Вот придет пророк Илия, светлой памяти, известить людей об Избавлении, – дай Бог, чтобы они услышали его сквозь рев своих автомобилей да вопли граммофонов.

И вот стою я перед таким большим домом, а в нем что ни помещение, то магазин – тут тебе кресла и диваны, а там тебе чашки и стаканы, тут браслеты, а там корсеты, тут мужские пальто, а там женские манто, тут для детей мороженое, там для дам пирожные, и над всеми входами вывески висят, на всех семидесяти языках извещают, чем тут торгуют или чем угощают. И все это здание – сплошь шум и суета, чужестранная какая-то суета.

А ведь это Иерусалиму сказал некогда Господь через пророка Исайю: «И сделаю окна твои из рубинов и ворота твои – из жемчужин, и всю ограду твою – из драгоценных камней»[37]. Иными словами, намерен был Господь, благословен будь Он, украсить Иерусалим драгоценными камнями и жемчугом. И даже сейчас уже могли бы люди провидеть ту грядущую красоту, хотя бы в тех удивительных переливах красок, что на окрестных горах и скалах, да вот эти новые большие дома в центре всю эту красоту заслоняют.

Так бродил я по иерусалимским улицам, не ведая, куда и зачем иду, и когда вспоминал о той синагоге и о стариках, которых там видел, то знал уже, что не найду ее и не увижу их больше.

Но я видел иные, новые лица. То были недавние эмигранты из Германии. Где их почет, где их богатство, где их мудрость, где их сила? Люди, некогда возвысившиеся чуть не до подножья Божественного Присутствия, ныне бредут, согнувшись под бременем тягот и забот. Вот так оно с нами – Господь, благословен будь Он, время от времени вспоминает с благосклонностью о каком-нибудь из колен Израилевых в той или иной стране и ниспосылает этому колену возвышение и почет, чтобы они могли помочь другим своим братьям, а они приписывают полученное от доброты Его самим себе, своим заслугам и своим достоинствам да еще хозяевам той страны, где они живут, которые наградили их благожелательными законами за то якобы, что они лучше и честнее всех своих собратьев в других странах. И как только Господь, благословен будь Он, видит такую картину, он словно бы отворачивает лицо Свое от этого племени, и тут же приходят самые злобные и жестокие из иноверцев и истребляют ненавистных им евреев своей страны, и те обращаются в прах и пыль.

Один знакомый из числа этих немецких эмигрантов встретился мне по дороге, и я остановился и спросил, как его дела.

Он тут же принялся сызнова рассказывать мне все то, что уже рассказывал во время прошлой нашей встречи, – о том, что сделали с ним эти мерзавцы там, в Германии, сколько страданий они ему причинили, и сколько денег они у него забрали, и как, в конце концов, он бежал с женой и сыновьями, ничего не сумев с собой захватить.

Я утешал его точно так же, как и при нашей первой встрече, и сказал ему: