Под знаком Рыб

И тут Хемдата словно прорвало, и он заговорил. Заговорил без умолку. Заговорил так, как не говорил с того дня, как переступил порог своей молодости. Но зря он сказал ей, что давно так не хотел поговорить по душам, как сейчас. Потому что он сказал ей о самом сокровенном, а она ответила что-то малозначащее, заговорила о чем-то без всякой связи с его словами. Как она сначала его терпеть не могла. Как он казался ей немного смешным. Как-то раз мимо него прошла сефардка, а он покраснел. Но ей так хотелось выучить иврит. Ой, если бы она знала иврит, она была бы счастлива. Сейчас ей ничего так не хочется, как знать иврит.

Хемдат знал, что это пустая болтовня, и тем не менее впитывал каждое ее слово. Ему трудно было с ней распрощаться. А тем временем они подошли к пологому песчаному холму, который местные жители называли «Холмом любви». Ее стройная фигура впереди, Хемдат бредет сзади, молчаливый и угрюмый. Он излил перед ней все. Его плечи бессильно поникли, на губах словно печать.

Как хорошо ночью сидеть на песчаном холме. В воздухе стоит чистый сухой запах. Хемдат наклонился, загреб песок обеими руками, и они вдвоем откопали себе сиденье на бугорке. Хемдат снова заговорил, и слова опять полились из глубины его сердца, но внезапно иссякли. Его правая рука бесцельно перебирала песок. Редкие песчинки протискивались меж пальцев и вытекали тонкой струйкой из ладони. Пальцы начали стыть. Это с моря поднялся легкий ветер. Хемдат сложил руку в кулак и поднес ко рту, словно живую раковину. Яэль посмотрела на него и вдруг сказала:

— Зачем вы отращиваете бороду. Вам лучше, когда у вас гладкое лицо. Ой, что это мне давит? А, это ключ!

Она вытащила из кармана ключ от своей комнаты и дала Хемдату. Он положил его в карман. Она тут же вскочила и сказала:

— Пора домой.

Хемдат проводил ее до дому и отдал ключ. Яэль вошла и закрыла за собой дверь, и теперь карман Хемдата тоже осиротел. Он постоял немного у входа в ее двор. Он ждал, что она повернется к нему на прощанье. Ее веселые шаги все еще звучали в его ушах. Потом он криво усмехнулся и медленно побрел домой.

Сначала она приходила заниматься каждый день. В будние дни — вечером, а в субботу — вечером и утром. И вдруг снова перестала приходить. Он встретил ее на рынке и спросил, почему она не приходит. Она ответила, что не хочет отвлекать его от работы. Ведь он должен работать. Мушалемы уже спрашивали ее, чем он зарабатывает.

Сама она нашла новую работу, легкую и чистую. Она будет наблюдать за работницами в мастерской, где производят тонкие шелковые ткани. Хемдат поговорил с заведующей мастерской, и та согласилась принять Яэль на эту должность. Теперь Яэль будет получать двадцать пять, а то и все тридцать французских лир в месяц. По правде говоря, сказала заведующая, эта работа не стоит и пятнадцати франков, но кто устоит перед красноречием поэта? А Яэль уже строит новые планы. Она снимет себе отдельную комнату. Она купит собственную спиртовку. Она будет каждый день есть горячее. Хватит калечить себе желудок холодной едой. Как она благодарна Хемдату, что он позаботился о ней.

А Хемдат пошел постричься. У входа в парикмахерскую стояла на земле выцветшая вывеска с нарисованной на ней фигурой человека, он сидел напротив парикмахера, и вокруг его шеи была обмотана простыня. Озорная девчушка пробежала мимо вывески, плюнула на фигуру человека в простыне и убежала. Хемдат попросил постричь и побрить его. Он был в приподнятом настроении, потому что его ходатайство за Яэль оказалось успешным, и эта скромная радость разливалась по его лицу. Парикмахер почувствовал настроение клиента и начал с шутками-прибаутками рассуждать о начинающих писателях и их книгах, как они следят за своими волосами и не следят за своими словами, как им важен кок и не важен слог, как они сами подстрижены, а язык у них растрепан и тому подобное. И все это время его умные глаза жадно и напряженно следили за тем, какое впечатление производит на Хемдата его балагурство. А меж тем ножницы все щелкали и лязгали, и пряди все падали, и падали, и рассыпались во все стороны. Хемдат посмотрел на свои волнистые волосы, которые грудой валялись на полу. Парикмахер увидел, куда он смотрит, и сказал:

— Да, да, дорогой, то, что было украшением твоей головы, могут топтать теперь любые ноги.

И стрижка закончилась. Вместо своих привычных каштановых кудрей Хемдат увидел в зеркале гладкий голый череп. Он тряхнул головой:

— Один и тот же стиль в конце концов надоедает.

Вечером он пошел к Яэли. Она пришла в ужас. Какое безумие, как может человек испортить главную свою красоту! Ой, какая у него острая голова! Прямо манекен какой-то со свалки!

Хемдат взял ее за руку. Раньше, в отцовском доме, побрившись, он порой брал нежную руку сестрички и проводил ею по своим щекам. «Ой!» — кричала сестричка.