Под знаком Рыб

Чем же заслужил Фишл Карп, что его облик подменил собой облик рыбы? Тем, что был любителем рыб, разумеется.

11. Между головным и наручным

Вернусь теперь к этому Фишлу Карпу — не к тому Фишлу, как его нарисовал художник, а к тому, каким его создал Творец.

Этот Фишл хотел есть уже до того, как ему пришло время есть, а уж когда ему пришло время есть, он совсем обезумел от голода. Вот оно, преимущество человека над рыбой: рыба может просуществовать без еды до тысячи дней, а человек без еды может выдержать не более двенадцати. Наш же Фишл и единого дня не мог.

А Бецалель-Моше в эту минуту услышал шаги прохожих и испугался, как бы они не спросили, что это у него в руках. Увидят, что он нарисовал на рыбе лицо Фишла, и расскажут Фишлу, и тот обругает его, и все скажут одобрительно: прав, прав реб Фишл, — потому что так уж принято у людей, что, если богатый хозяин бранит бедного сироту, все берут его сторону и присоединяются к нему в этой брани. Поэтому Бецалель-Моше торопливо сунул рыбу обратно в сумку и направил стопы свои к дому Фишла.

Теперь смотри: если б ему не помешали эти прохожие, он бы снял тфилин с головы рыбы и стер очертания Фишла, которые нарисовал на ее коже. Но поскольку прохожие ему помешали, он заторопился и не сделал ничего из того, что должен был сделать: не снял тфилин, понадеявшись, что они упадут сами собой. И насчет лица Фишла тоже понадеялся — выделится слизь из влажной головы рыбы и сотрет с ее кожи эти очертания.

И вот так пришел он к Хане-Рохл и отдал ей сумку Фишла, а в сумке — рыба, и на голове у нее тфилин, а на лице ее нарисовано лицо Фишла. Склад ума у Ханы-Рохл был сходен со складом ума ее мужа, поэтому она сразу догадалась, что если Фишл послал ей сумку от талита и тфилин, значит в сумке скрыта какая-то важная еда. И тут до нее донесся запах рыбы и сказал ей: «Ты не ошиблась». Она торопливо схватила сумку и спрятала ее, чтобы соседи не учуяли, что ей принесли, а посланника поскорее выпроводила и никакой еды ему не дала, и он ушел много голоднее, чем был до того, как отправился с поручением.

Вышел бедняга из дома Фишла голодный, и голод его побрел с ним тоже. Хорошо было бы со стороны Ханы-Рохл дать ему поесть — поел бы он, и вернулся бы в синагогу, и там спас бы Фишла от голода. Но она выпроводила его, не дав ни кусочка. И теперь, поскольку его мучил голод, он хотел побыстрее поесть, потому что знал уже по опыту, что чем больше терпишь голод, тем больше он наглеет.

У него была припрятана монетка, которую он получил в оплату за то, что помог одной сиротке, дочери брошенной мужем женщины, — написал ей на молитвеннике даты смерти ее родственников. Бецалель-Моше хранил эту монетку в кармане, чтобы купить на нее бумагу, или краски, или красные чернила. Но сейчас, когда его прихватил голод, он пожертвовал искусством ради пищи земной и решил купить себе хлеба. Тут, однако, появился разносчик фруктов, и Бецалель-Моше подумал: «Вот, половина лета уже прошла, а я до сих пор не пробовал вкуса фруктов, возьму-ка я себе немного вишен». Купил он себе вишен на свою заветную монетку, вышел за город, сел под деревом и стал есть свои вишни, а косточками стрелять в птиц, наблюдая, как они взлетают. Забыл он и о Фишле, и о его рыбе и радовался, следя за птичьим полетом. Даже начал напевать им вслед стихи «Как птицы летят» на манер мелодий кантора рабби Натаниеля. Душа его наполнилась силой этого напева, и его мысли повернули к силам, которыми наделены люди. Вот, одним дано слышать звуки музыки, например рабби Натаниелю, которому стоило открыть рот и издать первые звуки, как в сердцах людей уже рождалась любовь к Всевышнему. А другим дана сила пальцев, чтобы создавать искусные вещи, как, например, его отцу Исроэлу-Ноаху. Рабби Натаниель удостоился и взошел в Землю Израиля, а Исроэл-Ноах, его отец, не удостоился — упал с крыши церкви и умер. Одни говорят, будто он потому упал, что выпил запретного вина, а другие того мнения, что он вышел на работу, не поев перед тем, потому что ни кусочка хлеба не было у него в доме, и прихватил его голод на работе, вот он и сорвался с крыши.

Вспомнил он смерть отца и опечалился. Но тут снова прошли над ним птицы в своем полете и отвлекли от грустных мыслей. Он стал смотреть, как они летают, и щебечут, и чертят в небесах рисунки, которые запечатлеваются в глазах и в сердце человека, хотя смысл их ему неведом. Милые существа, эти птицы, дана им сила летать. Если бы человеку дана была сила летать, его отец был бы сейчас жив. А теперь, когда отец умер, пришли другие художники и раскрасили стены Большой синагоги.