Под знаком Рыб

— Они уже прочли их по десятому, а то и двадцатому разу, — сказала Ада.

— А что это за книги, кстати? — спросил Адиэль Амзе.

— Если хотите, я могу вам перечислить их все до единой, — сказала она.

— Так уж и все? — удивился он. — Сознайтесь, вы слегка преувеличиваете.

— Нет, — сказала она. — Книг там наперечет, а поскольку я живу в колонии уже много лет, я любую тамошнюю вещь и любую книгу помню очень хорошо.

И она перечислила ему все названия.

— Да, немного, действительно, — сказал Амзе. — Могу себе представить, как они там радуются каждой новой книге, которая попадает в их руки. И все-таки я полагаю, — добавил он со смехом, — что вы не всё назвали, запамятовали одну-другую, и, возможно, как раз самые интересные. Людям свойственно иногда забывать самое главное. Разве не так, сестра Ада?

Она улыбнулась и сказала:

— Я не люблю спорить, но по совести должна сказать, что я ничего не забыла — кроме разве одной книги, да и ту не упомянула только потому, что не видела в том необходимости, поскольку ее и читать-то невозможно.

— Почему невозможно?

— Потому что она вся прогнила, от старости и от слез.

— От слез?

— Вот именно, от слез, потому что каждый, кто ее читает, плачет над ней, такие ужасные вещи там описаны.

— Какие же это ужасные вещи?

— Не знаю, как вам объяснить, — сказала сестра Ада. — Все, что я знаю, я уже вам сказала. Это очень ветхая книга, она написана на пергаменте. Говорят, что ей тысяча лет, а то и больше. Если она вас интересует, я могу поспрашивать там и потом рассказать вам. В колонии есть еще старики, которые уверяют, что старики, жившие до них, со слезами на глазах пересказывали им то, что написано в этой книге. Но они говорят, что уже самые первые старики, те, что жили раньше тех, что перед ними, даже те уже затруднялись в чтении, потому что многие страницы в этой книге порваны, и буквы стерлись, и вообще вся эта книга — по сути, просто куча плесени. Ее собирались сжечь еще до того, как я начала там работать, потому что время пергаментных книг уже прошло. И при мне тоже был такой случай, когда местный габай[91] хотел выбросить ее в мусор, но в конце концов уступил мне, когда я сказала, что с книгой, которая доставляет людям удовольствие, нельзя обращаться, как с хламом, даже если она обветшала. Я полагаю, господин доктор, что творение мастера приносит отраду своему создателю все время, пока оно существует.

Амзе молчал, повторяя про себя ее слова и размышляя над ними, а потом вдруг спросил:

— Скажите, сестра Ада, а что именно говорили те старики, которые упоминали об этой книге? Ведь наверняка вместе с книгой они вспоминали и что-нибудь из прочитанного в ней?

— Да, — сказала она, — они говорили, что все ее страницы сделаны из пергамента. А что касается самой книги, того, что в ней написано, то я слышала, что там содержится история одного города, который давным-давно исчез с лица земли.

— Город, который давным-давно исчез с лица земли?! — воскликнул Амзе. — Скажите, пожалуйста, сестра Ада, может быть, вы слышали, как назывался этот город?

— Да, — сказала она, — я слышала. Этот город назывался Гумлидата. Да, Гумлидата.

— Что, что? Верно ли я расслышал? — крикнул потрясенный Адиэль Амзе. — Гум… Гум… Гумли… — От волнения он даже начал заикаться. — Ради Бога, сестра Ада, ради Бога, пожалуйста, повторите, что вы сказали! Как, вы сказали, назывался этот город? Гумлидата?

— Гумлидата, — повторила она, — а книга содержит рассказы об истории того города.

Амзе оперся обеими руками о стол, боясь упасть. Она увидела это и бросилась ему помогать.

— Что с вами, господин доктор? — спросила она. — У вас что-то заболело? Прихватило сердце?

Он глубоко вздохнул, выпрямился и улыбнулся ей: