Под знаком Софии

Возничий остановился у спуска к Ингулу. Князь подал руку жене, и они сошли к мосту и Военной пристани. И здесь причудник-Потемкин превзошел сам себя. Новобрачных ожидала сказочная флотилия, состоявшая из античной тессеры и двух десятков казачьих чаек. Первая тессера – огромный корабль с семью гребными ярусами – была построена некогда по приказу фараона Птолемея I, а теперь примеру египетского владыки решил последовать любитель истории князь Потемкин. Правда, бронзового тарана, с помощью которого египтяне топили корабли противника, на носу свадебного корабля не было. Кораблей противника в этот день не ожидалось, князь пребывал в самом мирном настроении и рассчитывал на иные лавры.

Как только батарея на стенах цитадели Адмиралтейства дала залп из всех орудий, морской офицер, изображавший древнегреческого келейста – надсмотрщика над гребцами – дал сигнал, и в открытые клюзы триеры втащили якорные цепи. Свадебная флотилия отплыла от берега.

Николаев остался за спиной, впереди расстилался Бугский лиман. Поворот – и справа показался Варваровский мыс с песчаной косой и деревянной Михайловской церковью. Прямо по курсу, на Спасском рейде, гости Потемкина, пассажиры свадебной тессеры, увидели выстроенные в линию четыре линейных корабля Черноморского флота во главе с флагманом – «Григорием Великой Армении», на котором был поднят флаг прославленного адмирала Ушакова, а в параллель им – фрегаты, канонирские акаты и лодки.

На Спасской пристани тессеру ждали. Корабль мягко пришвартовался к берегу, и новобрачные с гостями, окруженные офицерами и матросами Черноморского флота, направились к дворцу светлейшего, где все было приготовлено для свадебного пира. Вслед им гудели колокола Спасско-Николаевской лавры.

А в городе, который только что покинула княжеская чета, тоже веселились, как могли. Флотские офицеры – в Адмиральском доме, матросы и солдаты – на плацу крепости, где им были накрыты столы, купцы – в Греческих торговых рядах, а простой люд – прямо на улицах, за накрытыми по этому случаю столами. Хлеба и зрелищ хватило на всех.

Но ничего этого не было – ни церкви, ни венчания, ни свадебного путешествия, ни гостей… Была лишь пыльная лента дороги, ведущей из Ясс в Николаев, и предсмертное письмо Потемкина к императрице Екатерине.

Глава 6 Смерть Потемкина

«Матушка, всемилостивейшая государыня! Нет сил более переносить мои мучения; одно спасение остается оставить сей город, и я велел себя везти в Николаев. Не знаю, что будет со мною…» Этот абзац из предсмертного письма Потемкина графиня Потоцкая знала наизусть. И именно он прервал ее счастливые грезы о несостоявшемся прошлом. Исчез дворец на холме, растаяла Спасская пристань, она не ощущала более в своей маленькой ручке богатырской длани Григория. Ей привиделся умирающий князь, пыльная, знойная степь между Яссами и Николаевом, их карета и секретарь Попов, которому Потемкин диктовал это предсмертное письмо, обращенное к Екатерине.

Попов разрыдался, как ребенок. Перо выпало из его дрожащих пальцев. София, стараясь не выдать тяжелой, каменной тоски, охватившей все ее существо, взяла перо и каллиграфическим, писарским почерком вывела «Верный и благодарный подданый…». «Не надо, Софьюшка, я сам», – попросил князь и приписал: «…я для спасения уезжаю…» Но спасения не было и не могло быть.

Проехав верст тридцать, они остановились на ночлег в молдавской деревне Пунешты. Там князю стало немного лучше, жар постепенно спадал. «Я верю, Гришенька, ты поправишься…», – шептала ему София. «Как же я могу оставить тебя и его, нашего Николеньку?» – говорил Григорий, нежно поглаживая округлившийся живот любимой. «Почему ты уверен, что это будет сын?» – с улыбкой спрашивала она. «Поверь мне, душа моя, я уж знаю…», – шептал Потемкин.

Ночью князю стало хуже, возобновился жар. Доктора Тиман и Санковский, сопровождавшие Потемкина в его последнем путешествии, видели признаки конвульсий. Однако утром светлейший приказал тронуться в путь. Проехали верст с десять, и тут больной попросил, чтобы его вынесли из кареты и опустили на землю. Расстелили ковер, София положила под голову князю кожаную подушку.

«Сядь сама, положи подушку себе на колени, мне так легче будет», – попросил ее Григорий. Она заплакала. «Не плачь, душа моя, – прошептал князь, – ты что, хоронить меня собралась? Отдохнем и поедем далее. А в Николаеве я непременно поправлюсь. Сия земля для меня целительна…»

Доктор Санковский подал князю икону, у которой тот всегда, в трудные минуты, просил помощи. Князь поцеловал образ и закрыл глаза. «Боже мой, Господи, – шептала София, – яви волю свою, помоги Грише…» Через несколько минут, за которые, казалось, прошли годы, Потемкин открыл глаза и попытался улыбнуться.

«Что притихли, будто хоронить меня собираетесь? – спросил он у попутчиков – Михаила Леонтьевича Фалеева, Антона Головатого, секретаря Попова и Сашеньки Браницкой. – Вы еще на нашей с Софьюшкой свадьбе погуляете, венцы над нами держать будете и первенца нашего, Николеньку, окрестите. Или откажетесь?»