«Нет координации в деятельности — каждый председатель палаты тянет куда-то в сторону, не согласовывают действия: нет инициативы, стратегических идей — обсуждают только то, что предлагается (и то часто отвергают предложения). Нельзя отвергать компромиссы “с ходу”— если не принимают, то хотя бы не торопились немедленно отвергать. Надо организовать крупные митинги в разных районах Москвы… Аналитики, эксперты работают талантливо: они разгадывали до сих пор все атаки Кремля, со всеми нюансами… Воспользоваться — не можем. Слишком громоздка наша парламентская телега. Регулярность Съезда — душит, отнимает врем… От военных — нулевой эффект. Мощная фракция военных — около 40 генералов, адмиралов и старших офицеров: эффекта никакого. Надо переломить ситуацию. У нас только три рычага для этого: (1 — Армия, 2 — массовые выступления москвичей, 3 — регионы). Первые два фактора: мы можем управлять ими. Только тогда Кремль пойдет на компромисс. “Полной победы” достигнуть невозможно — это надо понять. Нужен разумный компромисс. Но он возможен, если сумеем опереться на армию, хотя бы какие-нибудь подразделения, которые придут сюда и заявят о верности Конституции, и массовые выступления москвичей. Многие депутаты откровенно отсиживаются на уже не нужных заседаниях — упускаем время. Если бы не бездарность Кремля — нас бы уже выкинули отсюда без единого выстрела. Дальше будет хуже: они ожесточаются. Убитые, раненые. Массовые избиения — идет “привыкание” к насилию. Почему у военных нет никакой инициативы? Комитет Равката Чеботаревского — сплошь одни военные… Где ваша стратегия? Что за непонятная инертность?»[73]
Ничего более беспомощного нельзя и вообразить: лидер, борющийся за власть, оказывается способен только робко надеяться на компромисс и ожидает «каких-нибудь» воинских частей, которые должна подтолкнуть к действию… верность Конституции.
Судя по всему, лидеры Верховного Совета сами боялись сделать первый шаг и начать настоящую борьбу за власть. По утверждению Ачалова, он постоянно получал звонки из воинских частей от офицеров, обещавших вооруженную поддержку парламентаристам. Однако от всякой помощи со стороны военных руководители Верховного Совета отказались, не желая провоцировать раскол в вооруженных силах. Возможно, что вожди протеста просто постфактум набивали себе цену: ни одна воинская часть в итоге так и не выступила на стороне ВС, даже после начала настоящих боев. С такой же выдающейся энергией работали с группой поддержки — людьми, по собственному почину приходившими к Белому дому. Никто не вел работу с новоприбывшими, никто не организовывал лагерь должным образом, так что масса народа просто «проматывалась» мимо здания, не задерживаясь. Руцкой и Хасбулатов на деле чуть ли не боялись ненароком выиграть противостояние.
С другой стороны, угроза гражданской войны вовсе не выглядела иллюзорной. Митинги сторонников президента собирали не меньше людей, чем манифестации парламентаристов. Основная масса москвичей все же сохраняла нейтралитет, но на улицы в те дни вышли десятки тысяч людей. Сложно представить масштаб кровопролития, если бы на улицах столкнулись две хорошо вооруженные силы с многочисленными группами поддержки за спиной. Как бы то ни было, сторонникам Верховного Совета стоило, пожалуй, или бороться за власть всеми силами, или не бороться вообще.