По указанным причинам всякая попытка объективно исследовать коллаборационистские процессы на оккупированных территориях СССР немедленно пресекалась, так как вопрос о жизни наших соотечественников за линией фронта принято было считать раз и навсегда решенным. Интересно, что попытки направить представление о жизни наших сограждан в период оккупации в нужное политическое русло проводились еще в период войны, непосредственно после освобождения оккупированных территорий от немцев. Так, секретный приказ по 11-й армии героя Советского Союза генерал-лейтенанта Майкова гласит: «При размещении частей и подразделений в населенных пунктах обращать особое внимание на недопустимость общения красноармейцев с освобожденным от фашистского ярма местным населением. Именно этим путем личный состав частей и подразделений получает совершенно неправильную и идущую вразрез с общими политическими установками Верховного командования информацию, об условиях жизни населения под игом фашистских захватчиков»[1].
Несмотря на значительные изменения в политике нашего государства, а также последовавший за этим пересмотр официального отношения к ряду событий советского периода, историческая оценка некоторых моментов военных лет в целом осталась такой, какой она была в сталинские времена. Все, что не вписывается в «прокрустово ложе» официальных догм, часто принято считать «очернительством истории».
По названным причинам коллаборационизм, явившийся довольно болезненным событием истории военных лет, в течение всего советского периода отечественными историками не подвергался детальному изучению. Между тем можно согласиться с мнением немецкого историка К.Г. Пфеффера, что «немецкие фронтовые войска и служба тыла на Востоке были бы не в состоянии продолжать борьбу в течение долгого времени, если бы значительная часть населения не работала на немцев и не помогала немецким войскам». Таким образом, замалчивание столь важной проблемы военной истории, как коллаборационизм, сделало ряд страниц истории Второй мировой войны труднодоступными для понимания и правильного научного осмысления. Это касается практически всех сторон жизни советского населения в период оккупации, в том числе экономики, инфраструктуры, религиозной жизни, судебной и правоохранительной, а также особенностей оккупационного режима и самоуправления, созданного на временно захваченных территориях. Немало вопросов порождает и партизанское движение, его особенности.
Боязнь поколебать миф о морально-политическом единстве советского народа в Великой Отечественной войне[2] приводила к тому, что в фундаментальных трудах и справочных изданиях по истории Второй мировой войны, изданных в доперестроечный период, отсутствовали отдельные статьи, главы, посвященные коллаборационизму[3]. Кроме того, до недавнего времени отечественные авторы освещали, в основном, одну, наиболее яркую сторону коллаборационизма — его проявление в военной сфере, лишь в некоторой степени упоминая о других его формах[4].
В трудах советских авторов сотрудничество наших сограждан с врагом представлено как удел отдельных личностей, одиночек. То есть коллаборационизм в лучшем случае упоминался не как на явление, а как недоразумение, крайне не свойственное советскому народу[5]. Так, некоторые авторы указали, что в период оккупации с гитлеровцами хотя и сотрудничали русские, никакого отношения к советскому народу они не имели, так как являлись эмигрантами, носителями белой идеи. Так, JI.B. Котов указал, что «на руководящие посты в этом аппарате (в органах местного самоуправления. — И.Е.) назначались прибывшие в обозе гитлеровской армии белоэмигранты, в том числе члены белогвардейской организации «Национально-трудовой союз» (НТС), находившейся на службе у фашистов... Они всячески помогали германской армии... Но советские люди не мыслили свободы своей Родины без ее верных сынов-коммунистов»[6]. В другом фундаментальном труде по истории войны приводится следующее разъяснение: «Верными лакеями фашистов в проведении всех мероприятий по порабощению народа и уничтожению советских патриотов были буржуазные националисты... в том числе националистическое отребье, прибывшее в обозе гитлеровской армии»[7].
Некоторое исключение составляла лишь литература, описывавшая работу советских органов госбезопасности во время войны[8].
Лишь в течение двух постсоветских десятилетий вышел ряд работ отечественных исследователей, в той или иной мере затрагивающих тематику гражданского коллаборационизма. К таковым можно отнести труды В. А. Шулякова, Н. Мюллера, М.И. Семиряги, Ю.Н. Арзамаскина, А.Ф. и Л.Н. Жуковых, С.И. Дробязко, Б.В. Соколова, А.С. Гогуна, К.Л. Таратухина, И.В. Грибкова, Т.С. Джолли, Р.И. Матвеевой-Рацевич, Р.В. Полчанинова, А. Перелыгина, Д.И Чернякова, М.В. Шкаровского, Д.В. Поспеловского, П.М. Поляна, Ю.С. Цурганова, А. Попова, Б.Н. Ковалева, Л.М. Млечина, И.В. Грибкова, Д.А. Жукова, И.И. Ковтуна[9].
Отрывочные сведения о гражданских коллаборационистских процессах сообщаются также в периодической печати1, в религи-