Под знаменем Сокола (СИ)

Ну, погодите, поганые! Вместе с трубным сигналом взвился на дыбы, гарцуя боком перед строем, долгогривый Серко, и хищно раздул ноздри, прижимая уши к голове, серый Кум, и плащ затрепетал у Неждана за спиной, точно соколиные крылья, и продолжением плаща с места тронулись все его сотни. И был миг полета, подобный прыжку с обрыва в омут или спуску с крутого обледенелого косогора, удар столкновения, и меч привычно заплясал в руке, перекраивая ткань бытия.

— Куда торопишься, разбойничек! — улыбнулся ему светлейший, которого Неждан на этот раз не грудью, а щитом вовремя прикрыл от хазарской сулицы.

— Эй, Незнамов, нас-то подожди! — обиженно басил запутавшийся в упряжи и едва не лишившийся из-за этого головы Сорока.

— Во, чешет! — изо всех сил пытаясь не отстать от удалого воеводы, простонал Чурила. — Вроде крылья соловьиные, а несется как стриж.

— Все лучше, нежели волком по земле рыскать! — отпустив поводья и занося для удара меч, заметил Хеймо, намекая на отвергнутое Незнамовым сыном родство.

— Эй, тысяцкий! — из самой гущи пешей свалки рокотал Икмор. — Какой у тебя по счету? Я на сороковом сбился, счет дальше забыл.

Разрубая дамасские панцири и кольчуги, размыкая пластины ламиляра, снося вражьи головы, Неждан внимательно вглядывался в лицо каждого, с кем доводилось скрестить меч. А вдруг из-под высокого шлема блеснут знакомые, но так и не ставшие родными ореховые глаза. Ох, правы были древние, когда с чужаком, а тем более с таким, с которым, возможно, придется договариваться при помощи меча, не то, что хлеба под одной крышей не преломляли, этот-то обычай блюли и поныне, избегали словом перемолвиться. Мудрость предков завещана от богов, и она незыблема. Что говорить, в незнамом чуженине куда проще не увидеть человека. Вообразишь себе, что узорчатый щит и тяжелый доспех скрывают злобного выползня из иного мира, тлетворное порождение нави, и меч сам летит куда надо, и в голову не лезут дурные, пагубные мысли о том, что у того, кого ты превращаешь в волчью сыть, остались дома жена и малые дети. Но что делать тому, в жилах которого вперемешку с родной славянской течет ненавистная хазарская кровь?

Оказавшись зажатой между большим полком и полками правой и левой руки, хазарская конница отчаянно стремилась прорвать сжимавшееся все туже полукольцо, но русские дружины под водительством светлейшего стояли насмерть. Стоило ли удивляться. Не первый год ратники, охранявшие рубежи родной земли, встречались в степи с охочими до рабов хазарскими отрядами, перенимали их ухватку, обогащая теми знаниями, которые от дедов усвоили, приспосабливая дедовские приемы для конной схватки.

На левом крыле у печенегов и булгар дела обстояли намного хуже. Неутомимые в разведке и преследовании, но обычно предпочитающие уклоняться от ближнего боя, степняки едва выдерживали натиск бронированной хазарской конницы, неся тяжелые потери. Особенно несладко им пришлось, когда царь Иосиф вывел на поле еще и пехоту. Почувствовавшие вместе с подкреплением прилив новых сил хазары при поддержке северных наемников как во времена ханов Ашина жестоко трепали печенегов и беспощадно рубили булгар, тесня их к реке. Видя это, Святослав решил усилить полк левой руки, направив на выручку степным братьям вершников Лютобора и его побратима.

На той-то стороне поля Неждан и увидел отца. Могучий и беспощадный, словно чешуей крылатого Змея одетый пластинами дамасского доспеха, на тонконогом горделивом жеребце жемчужно-серой масти, Иегуда бен Моисей вел в бой своих людей. И поколения великих предков, вплоть до первого Ашины-волка, в связи с которыми он черпал свою силу, укрепляли его стальную длань. Понимавший Правду на хазарский лад, тархан стремился в первую очередь покарать тех, кого считал главными изменниками: печенегов и булгар, и плохо приходилось тем, кому не удавалось избежать встречи с ним. Потомственный и прирожденный воин, в искусстве владения мечом он познал ту ступень совершенства, когда клинок является не просто продолжением руки и воли, но, обретя высшую свободу, самостоятельно, так, во всяком случае, представляется стороннему наблюдателю, находит и поражает врага.

В русском воинстве, считая Лютобора и светлейшего, насчитывалось не более десятка подобных бойцов. Про печенегов Неждан не ведал. Ханы Камчибек и Аян считались испытанными и бесстрашными воинами, но между ними и тарханом оказались ратники булгарского хана Аспаруха и дружины племен Суру Кулпей и Була Чопон, которые при первом же ударе дрогнули и попятились назад, предоставив булгарам и воинам других племен расплачиваться за их трусость.

— Бабье никчемное! — в сердцах обругал союзников Хельгисон, словно сухой валежник расшвыривая некстати вклинившихся между хазарами и его дружиной огузов. — Только и способны, что на чужих кошарах кромешничать да падаль прибирать.