Под знаменем Сокола (СИ)

— Этот идеал и в эпоху древних эллинов был почти недостижим, — проговорил он, беззастенчиво пытаясь прожечь взглядом ткань столы и пенулы, скрывавших фигуру собеседницы. — Древние язычники слишком много времени уделяли любованию возбуждающей похоть красотой тела и не думали о спасении души. Нынешние люди не лучше, — добавил он весомо, и в голосе прозвучала угроза. — Забывают страх Божий, не помнят о Божественной власти басилевса, во имя собственной выгоды изменяют присяге. И это не дикие варвары, а сыны великого народа, потомки пастырей стад людских. Если они полагают, что, спрятавшись на краю Ойкумены, они сумеют избежать праведного возмездия, они заблуждаются. Власть басилевса простирается на три части света и семь морей, а в ином мире им придется держать ответ перед престолом Праведного Судии.

Хотя Тойво доподлинно не мог сказать, дошли ли до Калокира слухи об истории с горючим порошком, Дионисий, вроде как, молчать обещал, но кто их знает, этих ромеев, то, что Анастасий сумел не только уйти от его гнева, но и обрел могущественного покровителя, патрикий переживал болезненно.

— Суда Всевышнего не избегнет никто, — осенила себя крестным знаменем Мурава. Она, конечно, поняла, о ком идёт речь, но на её прекрасном лице не дрогнул ни один мускул. — Что же до верности присяге и данному слову, может быть, потомкам эллинов стоит поучиться у варваров!

Она подняла глаза на Калокира, и во взгляде её читалась решимость и непоколебимая уверенность в своей правоте.

— Среди воинов, присягавших на верность русскому князю, — подчеркивая каждое слово, проговорила она, — я точно знаю, нет ни одного предателя!

Больше они к этой теме не возвращались. Калокир пробыл на ладьях ещё немного. Обсудил с воеводами планы Дунайского похода. Пообещал проследить, чтобы обеспечить нужды раненых, пожелал Инвару и Харальду попутного ветра до самой Нормандии, а на прощание подарил Тойво серебряную монету с изображением Белого Бога и басилевса.

Как только патрикий со своей свитой скрылся из виду, боярыня Мурава поспешно сбросила с себя ромейское облачение и, надев обыденную рубаху и поневу, принялась плескать святой водой в лицо и оттирать с песком руки, точно к ним прилипла какая-то жирная грязь. Слезы градом катились у неё из глаз. Дядька Нежиловец и Асмунд попытались её утешить, но она, никого не слушая, бросилась на колени перед выхваченной из Тешиловского пожара иконой и стала истово молить Богородицу спасти и сохранить.

Все полгода их знакомства, начиная с Тешилова, Тойво не уставал удивляться отваге, решимости и завидной выдержке боярыни. Какую ношу она на себя взвалила после битвы под стенами Итиля — не каждый мужчина вытянет. Конечно, дядька Нежиловец, старый Асмунд, Харальд альв, госпожа Парсбит и другие помогали ей, как могли, но бремя наиболее сложных и мучительных решений оставалось неизменно на ней.

— Ну, точь-в-точь моя мать! — откидывал на бок длинный чуб светлейший, глядя, как молодая женщина распоряжается первые дни после битвы в лагере, следя за тем, чтобы все, кому требуется помощь, были удобно устроены, всем хватало лечебных снадобий, перевязей и чистой воды.

— Ты слишком мало, девочка, отдыхаешь, — ласково пеняла ей госпожа Парсбит, вместе с другими печенежскими женщинами провожавшая раненых до Саркела. — Конечно, я рада, что все мои невестки разумны и трудолюбивы, но подумай о моём будущем внуке: ему ещё не пришло время появляться на свет.

— Я не делаю ничего такого, что могло бы ребёнку навредить, — улыбнулась ей Мурава. — А что до меня, мне бремя не в тягость, да и как могу думать об отдыхе, когда вокруг столько страданий.

Тойво беспокойство матери ханов Органа разделял. С утра до ночи находясь рядом, он не мог не замечать, что боярыня краса вечером буквально падает от изнеможения. Однако стоит кому-то позвать на помощь, и за ее плечами словно расправляются белые лебединые крылья, а руки превращаются в два солнечных луча, способных подарить свое тепло всем и каждому, кто в нем нуждается. Её усилиями от ран по дороге умерло в десять раз меньше людей против обычного.

И вот теперь бесстрашная ведунья, день за днём бросавшая вызов самой смерти, в голос рыдала перед иконой, попеременно произнося имена Александра, Анастасия и ещё не рожденного ребенка. Неужто пустая и почти неосуществимая угроза патрикия Калокира сумела так её напугать?

— Да он больше боярыни напуган, разве не видел, как заячий хвост дрожит! — хмыкнул в ответ на вопрос мальчугана Инвар, презрительно глядя на корсунскую крепость, в сторону которой удалился Калокир. — А вообще, ну и заварил ты кашу со своим рисунком! Ты хоть сам-то понял, что ты изобразил?

— Что увидел, то и изобразил! — пожал плечами Тойво.

— Ну-ну! — Инвар усмехнулся. — Неспроста вас, финнов, все считают колдунами. Впрочем, о чем это я, ты ведь и в самом деле из рода волхва!

— Да что в этом рисунке не то? — вспылил окончательно сбитый с толку Тойво.

— А вот что!

Инвар взял в руку уголь и обвел облако. Получилось, что над башней Сиагр развевается соколиное знамя.