Под знаменем Сокола (СИ)

Жил много лет назад рудокоп Тетеря. Жил себе не тужил, руду на болоте копал, весь Корьдно ею снабжал, с мастерами из иных земель приторговывал. Сказывали, сам Владыка Исподнего мира, которому он чем-то угодил, секрет ему открыл, как кровь-руду земную наружу выгонять да в крепкий булат оборачивать. И все шло, текло хорошо. Только вот однажды гордыня ли его обуяла, жадность ли неслыханная сухоту навела, а задумал Тетеря жилу Велесову найти, из которой сколько ни черпай, не вычерпаешь. Булгары сказывали, у них на восходе в каменных горах давно такие разведаны, руда из них, железная ли серебряная, сама наружу течет.

Да только жила жиле рознь. Иную отворишь, пользу для здоровья сделаешь, а иную если надорвать, то ведь и до смерти человека убить можно. А если это не человек, а сам батюшка Велес! Ну, в общем, осерчал Скотий Бог на Тетерю. К нему на рудник в образе огненного змея явился. Отчета потребовал. Да какой уж тут отчет? Сам Тетеря, говорят, как стоял, так в камень и обратился, работнички его рассудка от ужаса лишились, в трясину прямиком попрыгали. Души их до сей поры в тех местах бродят, путников пугают. В зимние безлунные ночи, в ту пору, когда Велес год окорачивает, собираются они на руднике и работают до свету, руду варят, куют от нижнего мира ключи. Как закончат работу, так и рухнет Мировое Древо, так и наступит всему конец.

Ох, беда, беда! Щур меня, щур! А может быть, в россказнях досужих гридней про неуязвимость Соловья есть доля правды. Пришельцев из нави простым оружием не возьмешь! А точно ли Неждан Незнамов из-за моря живым вернулся? Или это лишь дух его мятежный за землю попранную мстит да к девице, которая его до сей поры по имени называет, ночной порой приходит. Люди, чай, про такое рассказывают.

Войнег покосился на своих спутников, бестрепетно шедших вперед. Эти козней нави не испугаются. Хельги Лютобор сам недавно прошел через навь, да и прежде, сказывают, ведовством владел, в пардуса обращался. Новгородцы с киянами ходили кто к морю Хвалисскому, кто за море Русское, по стариковским понятиям почти что иной мир, а уж Анастасий ромей с его ведовским ремеслом и вовсе настолько часто смерть и навь от людей отгонял, что неизвестно, кто кого больше боится.

Душа Добрынича, однако, на положенном ей месте сидеть спокойно не желала, все ерзала да елозила, словно примеривалась, а не пора ли отсюда деру давать. Эти совершенно неуместные перемещения усилились, когда сотник на излучине гати, бросив взгляд на хвост отряда, не обнаружил там Войнеги. Вместе с ней исчез и Инвар урман. Неужто девка дерзкая, дочь непокорная, решила все же внять голосу разума, поворотила назад, под защиту Корьдненских стен, в тепло родной избы. А что, если это проделки разбойников или того хуже — козни злобной нави. Жизнь молодая, продления рода не изведавшая — лакомая добыча и для тех, и для других.

Что же теперь делать? Бросить все да на розыски пуститься? Или воеводе в ноги повалиться: так, мол, и так, не доглядел, волей родительской не удержал… Тьфу ты, пропасть! Вот будет стыдобища!

Меж тем, средь косых берез да хилых осин показался Тетерин рудник. Покосившаяся печь, ямы от выработок, потемневший от времени сруб и, конечно, камень, вернее, не камень даже, а огромный, в человеческий рост, кусок шлака. Ой, щур меня, щур!

Кругом болото. Водица едва схвачена тонкой корочкой льда, ломкой и зыбкой, точно пенка на молоке. Единственный путь на рудник — по гати, а затем по мосткам. Понятно, почему это место выбрал затравленный, точно дикий зверь, разбойник. Оборону здесь можно держать бесконечно долго, а что до пришельцев из иного мира… Как там по этому поводу ответил княжичу Ратьше ромей Анастасий?

***

Лютобор подошел к тому месту, где гать уходила под воду, остановился, снял с головы и, не глядя, отдал Анастасию шлем, разомкнул пояс с мечом, совлек с себя кольчугу, а затем ступил на шаткий настил, громко окликая прежнего товарища по имени. Правильно. Имя — самый главный оберег, данный человеку. Его не снимешь, не потеряешь, не смоешь и с кожей не сведешь, потому его любая навь боится. С другой стороны, Незнамов сын как раз имени своего нареченного и не ведал. Одно прозвище имел.

Лютобор, сопровождаемый верным Маликом, сделал несколько шагов и повторил свой призыв. Рудник и лес вокруг хранили молчание, только эхо в верхушках деревьев забавлялось, на все лады перекидывая: «ждан-дан-дан».

— А может, нет его здесь вовсе? Заприметил нас да и ушел? — вытянув тощую шею, предположил неугомонный новгородец Твердята.