Под знаменем Воробья

Короче говоря, попу я ответил согласием. Вскоре во дворе собрались все будущие участники дела. Естественным образом я вновь возглавил своих прежних солдат. Если говорить немного подробнее, попы предполагали набрать до сотни человек — и как всегда по дешевке. Скупость свойственна их сословию. Совсем недавно я был свидетлем того, как какой-то барон подбирал наемников — и из всех капитанов, предложивших свои услуги, выбрал самого дорогого, не руководствуясь в своем выборе больше ничем. Попы на такое не способны. Итак дешевый капитан Керт Серый предоставлял отцу Браку свой отряд в пятьдесят человек. Чтобы не нанимать второго капитана (это же дорого!) недостающее количество отец Брак добрал моей бандой в три десятка кондотьеров — и еще дюжиной одиночек. Тех самых, что занимали теперь столики в центре зала. Столики новичков. На них мы имели право глядеть свысока.

* * *

Итак, мы все собрались во дворе «Солдата». Я присмотрелся к капитану Керту Серому. Ничего особенного, довольно высокий мужчина с узким лицом. Он тоже глядел в мою сторону. Что-то коротко сказал своему сержанту и направился в мою сторону. Остановился и вызывающе уставился на меня в упор. Затем наконец заговорил:

— Колдун… Слушай, колдун. Я видел с балкона, как ты трепешься с попом, что нас нанял. Я не знаю, что там у тебя вышло с капитаном Дрилоном. Я не знаю, что там было на Золотой. Но в этом деле старший — я! И ты будешь делать то, что я велю… колдун…

Все взгляды сосредоточились на мне, наемники ждали моего «крутого» ответа. И я понимал, что это очередная проверка — как тогда, с Торком. Странно, я слышал, что этот капитан Керт катится под уклон, зачем ему это? Если я его каким-то образом унижу, об этом узнают все. Если «выиграет» он — ему это ничего не даст… Я внимательнее пригляделся — что-то чувствовалось в этом человеке, какой-то надлом, какая-то обреченность… Видимо, это у него был порыв души — без всякого расчета… Ладно, не мое дело — мне важно сейчас сохранить лицо. Тем более, что за спиной я слышал сопение — Ннаонна, Никлис и, кажется, Стер. Могут вмешаться. Капитан Керт, похоже, на волосок от смерти либо, на худой конец, мордобоя, что чревато всеобщей потасовкой. Я глубоко вздохнул и как можно спокойнее сказал:

— Ты что, капитан, перепил на своем балконе? Так проспись перед походом… Командовать будешь своими людьми. А мной и прочими — только если прикажет отец Брак. Надеюсь, что не прикажет.

Керт молча пялился на меня, словно пытался проникнуть взглядом в полумрак под моим капюшоном. Пауза затягивалась… Похоже было на то, что капитана придется поторопить.

— Н-ну? — Вопросительно протянул я, поворачивая перстень на пальце.

Мой жест от него не ускользнул и он догадался, что может последовать. Прошипев что-то неразборчивое, капитан повернулся и зашагал к своим солдатам. Из-за угла здания показался отец Брак. Быстро оглядев свое приобретение, то есть нас, монах объявил:

— Выступаем завтра с рассветом, как только откроют ворота. Сбор здесь. Снаряжение, оружие — все как обычно. Кто желает спросить?

— Против кого идем, святой отец? — поинтересовался кто-то.

— Поступило известие — люди императора посетили принца Ленота в его владениях. Так что можно ждать набегов. Вы станете охранять побережье, пока не будет сформирована новая гвардия его священства епископа, — сказав это, монах выразительно глянул на меня.

С рассветом мы выступили в поход. Согласно традиции при выходе из города каждый платил за себя сам. Точнее сказать, это была не традиция, а примета, своего рода суеверие. Наемный солдат отдавал стражнику медную монету и эта монетка становилась для него чем-то значимым. Неким залогом того, что он вернется и точно так же заплатит монетку за вход в славный город Ренприст. Этот ритуал тщательно соблюдался всеми — но каждый год сотни наемников гибли в многочисленных схватках, набегах и крошечных войнах, сотрясавших окраины Империи. А сотни медных монеток исправно сыпались в кружки привратников Ренприста… Сыпались каждый день. Лето.

Не стали нарушать эту традицию и мы. Каждый с вечера припас грош, многим пришлось разменивать монеты старшего достоинства, чтобы с рассветом заплатить свой взнос. Заплатить, делая безразличный вид, с отрешенным лицом сунуть монету привратнику — но ведь каждый в глубине души размышляет, спорит сам с собой, заключая нелепые пари. Я вернусь… Я вернусь… Я вернусь…

Дзинь! Дзинь! Дзинь! — сыпятся монеты в кружку привратника, а у меня в ушах стоит шепот: «я вернусь»… И даже Филька спокоен и серьезен. Впрочем при всем своем легкомыслии эльф достаточно чувствителен, чтобы проникнуться общим настроением…