Читаем Под знаменем Врангеля: заметки бывшего военного прокурора полностью

- Спасайся, кто может! - пронесся роковой клич.

Теперь уже смешалось все вместе: обозы, строевые части, гражданские беженцы. Все хлынули к портам.

Донскому корпусу для погрузки предназначалась Керчь. Нам, которые только что промаршировали поперек всего Крыма с востока на запад, снова предстоял такой же путь с запада на восток и даже более дальний, так как Керчь находится в самом отдаленном, юго-восточном углу Крыма.

30 октября все ринулось из Сарабуза страшным потоком. Разумеется, под аккомпанемент пушечной музыки.

Мысли притупились. Еле-еле запечатлеваются картины скорбного пути. Погром в Карасубазаре. Все как в тумане. Ясно одно: мы мертвецы, гражданская война кончена.

Как бы не пали лошади и как бы застать в Керчи хоть один пароход! - мелькает в голове.

Спешите в Керчь, - сказал утром 30-го октября ген. Абрамов, проезжая из Симферополя в Джанкой, чтобы оттуда направиться в Керчь поездом. - Если доберетесь в три дня - ваше счастье, иначе сядете на мель.

Всякий из нас понимал, что значило «сесть на мель».

Вывел с честью из положения! - иронизировали вслух по адресу Врангеля.

Донской виршеплет Борис Жиров так изобразил начало и конец крымской эпопеи:

Вначале шли дела отлично,

Брыкался Врангель энергично И, развивая в красных злобу,

Разбил в боях упорных Жлобу,

На север Таврии залез,

Но тут-то и попутал бес - И вместо славы, вместо блеска Вдруг получилась юмореска.

И в опасности панической Из губернии Таврической Мы, намазав салом пятки,

Удирали без оглядки.

Без особенной амбиции Перекопские позиции Сдавши красному врагу,

Крым бросали набегу.

Провалился Кривошеин:

План его, как дым, рассеян.

Не помог земельный акт:

Крым проспали... грустный факт!

Унесли лишь еле ноги В хаотической тревоге.

Стыд и совесть заглуша,

Грабил всякий, в порт спеша.

Я со своими двумя подводами отбился от «дежурства» на второй же день пути. Ген. Тарарин так торопился, что прибыл в Керчь на сутки раньше меня. В Старом Крыму мои лошади выбились из сил. Пришлось добывать новых.

Заморени са кончета... Сега току че от Феодосия са заврыштали (лошади заморены... Сейчас только что вернулись из Феодосии), - взмолились подводчики-болгары, которых мои писаря словили среди деревни.

Ладно! До утра дам отдых, - согласился я, и сам всю ночь сторожил их во дворе. Мои люди отсыпались в хате.

Чуть рассвет, - снова путь в гуще каких-то неведомых обозов. Снова мелькают горки, деревни и всюду телеграфные столбы.

А ведь эти не спешат! - кричит с задней подводы Маркуша.

Кто? Где?

Вон справа, возле дороги.

Взор падает на группу каких-то милых людей, свернувших с пути. Они расставили столы, стулья, пьют чай из самовара. Разнокалиберное общество. Женщины. Мужчины. Точно пикник. Едут с прохладцей.

Что за учреждение?

Комиссия...

Военно-судебная?

Нет! По реализации военной добычи.

Видим, видим!

Подводы нагружены всяким добром сверху донизу.

А это тоже военная добыча? - кричит Маркуша, тыча в подводу с мягкой мебелью. - У какого неприятеля отбили? У Васильевских молокан или мелитопольских евреев?

В Феодосии уже господствовала местная красная власть.

В этом порту грузились кубанцы Фостикова, успевшие побыть в Крыму не более двух недель. Когда я проезжал через порт, большие толпы злополучных казаков бродили по берегу, усеянному осколками взорванных снарядов, и со злобой поглядывали на морскую синеву, среди которой чернело несколько пароходов.

Почему вы не погрузились?

Та вин бисов сын Хвостик не велел. Нема, бачит, места. Пулеметы выставил.

Что же вы думаете делать?

Та в горы... зеленые примут.

Многие из этих несчастных, брошенных своими, брели по берегу, направляясь пешком в Керчь. Один подарил мне хотя и не ценную, но с красивой резьбой на меди кавказскую шашку.

На якой вона мне бис... Я воевать больше не пийду. Навоевался.

В Керчи этот подарок у меня украли свои же штабные казаки.

Проехав верст 30 за Феодосию, мои подводы свернули с тракта на проселочную дорогу и поехали совсем пустынным берегом. Возницы-болгары так убедительно доказывали свое знакомство со здешними местами, что пришлось согласиться на их предложение пробираться в Керчь кратчайшим путем. Ночью часа четыре отдохнули в татарской лачуге. Хозяин угостил нас сыром и призывал на наши головы благословение Аллаха, когда мы утром, еще в абсолютной темноте, направились дальше, не причинив ему никакой обиды.

Недобрый знак! - подумал я, поглядев в сторону гор и заметив там несколько беззвучных разрывов шрапнелей.

Сердце ёкнуло. Неужели не удастся пробраться в Керчь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука