Читаем Под знаменем Врангеля: заметки бывшего военного прокурора полностью

Когда к вечеру мы кое-как дотащились до дер. Родионовки, вьюга намела целые сугробы. Ковыляя по заваленным улицам этой деревни, мы обгоняли громадные колонны пленных красноармейцев. Их тоже гнали зачем-то в Крым. Оборванные, а то и вовсе раздетые, в жалких опорках, а иные и вовсе босые, в лучшем же случае с обернутыми в тряпки ногами, они утопали в снегу, судорожно ежились и порою поднимали вой, как голодные псы.

В Родионовке стоял штаб донской запасной бригады. Начальник ее, ген. — лейт. Иванов, сообщил мне и ген. Тарарину, что на фронте большая неустойка, стряслась какая-то беда, но точно и сам он не знает, в чем дело; впрочем, собирается тоже отступать со всеми своими подчиненными частями.

На следующий день мы уже не отступали, а бежали, и бежали без памяти. Наши подводчики, почуяв, что дела белых плохи, бросали на произвол судьбы своих лошадей и свои подводы и скрывались куда попало. Им вовсе не хотелось забираться в Крым, которому предстояло выдерживать осаду. Офицеры и их вестовые правили сами. Для казаков, привычных к лошадям, эта работа пришлась даже по душе.

Сильно донимал холод.

Теплое обмундирование, конечно, было заготовлено и даже доставлено на фронт. Но интенданты не спешили с выдачей и берегли его для красных. У этих последних в нашем стане не было лучших союзников, чем в конец проворовавшаяся интендантская братия. Чтобы скрыть растраты имущества, она часто жгла казенное добро, едва только проносился слух о близости врага. Каждый налет, более или менее серьезное наступление красных, не говоря уже о катастрофе, им давали возможность хорошо погреть руки и замести следы своих грешков.

На станции Светлая Долина (кол. Лихтенталь, недалеко от Гальбштадта) остался целый поезд с обмундированием, предназначенным для Донского корпуса. Даже корпусной штаб не мог выклянчить для себя ни одной вещицы и теперь разделывался за интендантские привычки, перенося невероятный «дрожамент»[38]. Многие, чтобы согреться, соскакивали с подвод и бежали по дороге. Перчаток почти ни у кого не было.

А вот этим не холодно.

Кому?

Цыганам.

В стороне от дороги небольшой табор. Все по положению: изодранные шатры, котлы над костром с варевом, грязные меднолицые цыганки, с босыми, поджатыми под себя ногами, партии полуголых ребятишек.

А вы эвакуироваться не хотите?

Ну, и Каиново племя!

Эге! Эта чертовка гадает.

Ворожею, гревшуюся у костра, окружает толпа. Цыганка понимает, что беглецам время дорого. Поэтому гадает быстро. Ее лучистые глаза молнией переносятся с ладони клиента на лицо.

В агнэ нэ сгаришь, в водэ нэ утонэшь… Давай дэньги…

Ишь, стервоза, чего насказала! На тебе.

Гадалка берет все: и «колокольчики»[39], и «хамсу», и «лиловых негров»[40], - такие странные названия носили на обывательском языке южно-русские деньги в 1000, 500 и 250 рублей.

В Волконештах штаб едва расположился на отдых, как из Мелитополя было получено телеграфное распоряжение всем и всякому уходить как можно скорее в Крым. Случилось что-то чересчур серьезное. Я несколько начинал догадываться, судя по тому, что множество всяких обозов прибилось к Азовскому побережью и следовало вместе с нами. Опасность, видимо, двигалась с запада, со стороны злополучной красной болячки — Каховки.

Теперь уже бежало решительно все, что мы видели, что догоняли и что имело хоть какое-нибудь отношение к «Святой, Великой, Единой и Неделимой».

Большая деревня Ново-Григорьевка, верстах в 35 к северу от Геническа, в Северной Таврии, была последней, давшей нам приют на несколько часов, чтобы хоть чуточку обогреться.

Почему так спешим в Крым? Ведь сзади нас еще целая армия? — задавали многие во время этого «драпа» вопрос, находясь в полном недоумении.

В Ново-Григорьевке они получили определенный ответ.

Случилось то, что и следовало ожидать: в сердце «русской» армии через каховские мосты врезался сам Буденный и стремился отрезать ее от Крыма.

Наш единственный путь в Крым — по Арабатской стрелке. Надо спешить в Геническ, — пронеслось по учреждениям.

Медлить не приходилось. Часов в 8 вечера бесконечные ленты обозов, донских и добровольческих, потянулись из Ново-Григорьевки на юг.

А вдруг и Геническ уже занят? — мелькнуло в головах.

Ст-о-ой! — несется от подводы к подводе.

Генералы собираются на совет среди поля. Никто

толком не понимает обстановки и все сожалеют, что это громадный, но бессильный обоз, а не войско, с которым можно было бы ударить на врага.

С юга по дороге мчится телега.

Куда? Куда? Остановитесь.

Из кузова на землю вылезают пристав и стражник. Они в смертном ужасе. Даже говорить не могут.

Что? в чем дело?

Ге… ни… ческ и Ново-Але… е… ксеевка заняты красными! Мани-Факел-Ферес! Вся армия Врангеля отрезана от Крыма.

Когда это случилось?

Несколько часов тому назад. Однако с севера подошли наши бронепоезда. Из-за Сивашей наши тоже обстреливают Ново-Алексеевку.

Отчаяние родит мужество.

На юг! Другого исхода нет. Так постановили генералы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

История / Проза / Историческая проза / Классическая проза / Биографии и Мемуары
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное