Под звездами

Взвод Пылаева обходил Изварино слева, чтобы отрезать немцам путь к лесу, в первый взвод Шпагин послал Гриднева с приказанием двигаться на силосную башню.

Башня стояла на северной окраине Изварино. Собственно, деревни Изварино уже не существовало. Место, на котором стояла деревня, представляло собой совершенно голое черное пространство, густо изрытое воронками, усеянное комьями вывороченной земли, перепаханное вдоль и поперек танками. В конце деревни около чудом уцелевших въездных ворот догорал окутанный черным удушливым дымом немецкий бронетранспортер. Оставшиеся в деревне гитлеровцы поодиночке и группами отходили к силосной башне, перебегая от воронки к воропке и отстреливаясь на ходу. Наши преследовали их, двигаясь неровной, широко развернутой цепью. Бой распалсл на десятки мелких изолированных стычек.

Бетонная башня стояла несколько поодаль от деревни на невысоком холме. Немцы вели огонь из бойниц, проделанных в стенах; в темном проеме разбитой стены трепетало пламя стреляющего пулемета и слышен был глухой, как из бочки, стук автоматической мелкокалиберной пушки.

Танк открыл огонь, один за другим всаживая снаряды в силосную башню. То тут, то там в башне появлялись черные рваные пробоины, из которых клубами вырывался белый дым.

Как только танк вышел из развалин на открытое место, снег закипел вокруг него от разрывов снарядов, по броне часто защелкали пули, с пронзительным взвизгиванием отскакивая от нее и оставляя на металле блестящие лунки.

Танк пошел петлять, уклоняясь от разрывов, но снежные фонтаны не отставали от него. Вдруг танк круто развернулся на месте и стал: снарядом сорвало правую гусеницу; развернутая, она широкой лентой валялась на снегу.

— Ах вы, сволочи фашистские! — выругался Шпагин.

Взвод, оставшись без прикрытия, остановился, залег. Только один Матвеичев продолжал бежать и вырвался далеко вперед. Шпагин приказал ему остановиться, но тот или не слышал команды, или сделал вид, что не слышит. Он бежал, не оглядываясь, делая броски из стороны в сторону и стреляя на бегу из автомата. Немцы заметили Матвеичева, начали бить по нему, и видно было, как полоса снега и пыли, вздымаемая пулями, перемещалась по земле за Матвеичевым.

«Погибнет, погибнет понапрасну...»

— Матвеичев, ложись! — кричал ему Шпагин, отчаянно свистел в свисток, но Матвеичев теперь, конечно, уже не мог его слышать. Видно было, что он сильно устал: он уже не бежал, не делал бросков в стороны, а шел быстрым шагом прямо на силосную башню.

Шпагин понимал, что происходит в душе этого солдата.

В первые минуты атаки, оглушенный и сбитый с толку гремевшими со всех сторон разрывами, он упал в снег и, придавленный к земле гнетущим, тошнотворным чувством страха, отсчитывал последние секунды своей жизни.

И тут Корушкин — низкорослый, совсем мальчишка, по возрасту годящийся ему в сыновья — на виду у всей роты схватил его за шиворот и поставил на ноги!

Для упрямого, самолюбивого Матвеичева это было непереносимым позором. Стыд за свое малодушие, желание нагладить свою минутную слабость словно кнутом гнали его теперь вперед.

В этот момент Матвеичев упал, и Шпагин потерял его из виду.

«Убило... Убило его... Ах ты, жалость какая... И зачем он так сделал, зачем?»

Шпагин готовил роту к последнему броску.

Верно выбрать момент для атаки — очень трудно, тут расчет идет на минуты. Дашь команду рано, когда люди внутренне еще не готовы, не собраны для решающей атаки — останешься один, никто за тобою не поднимется. Опоздаешь с атакой — упустишь момент, когда люди только ждут знака, толчка, чтобы броситься вперед, — люди закостенеют от страха, прирастут к земле, и тогда ты всех потеряешь от вражеского огня.

Все эти соображения бессвязно, отрывочно, с лихорадочной быстротой мелькали в мозгу у Шпагина.

И тут Шпагин снова увидел Матвеичева: тот неожиданно выскочил из воронки шагах в двадцати от башни, сбросил на бегу мешавшую ему каску, сильно размахнулся правой рукой и что-то швырнул в проем башни, откуда стреляла пушка, и тут же упал.

— Жив Матвеичев, жив! — закричал Шпагин и почувствовал, как радость горячей волной хлынула в грудь.

В башне раздался гулкий взрыв, из проема повалил черный дым. Пушка смолкла, немцы стали выбегать из башни и отходить к лесу.

«Вот когда надо атаковать!»

Шпагин поднял ракетницу и одну за другой выпустил две красные ракеты: это был сигнал общей атаки роты.

Солдаты Подовинникова одним броском преодолели пространство, отделявшее их от силосной башни. Немцы, отходившие к лесу, повернули назад: их остановил взвод Пылаева, поднявшийся навстречу широкой цепью; с другой стороны к башне подходили солдаты первого взвода.

На ровном заснеженном поле между деревней а лесом произошла короткая ожесточенная схватка; как гитлеровцы ни пыталась пробиться к лесу, через несколько минут последняя их группа. оборонявшая Изварино, перестала существовать. Изварино было взято.