Подайте мне Джоконду

Понятно, зачем понадобилась дрессированная собака: вооруженные грабители вряд ли смогли бы захватить грузовик без жертв, в то время как маленький песик у нормальных людей с нападением никак не ассоциируется. Да-а, ребятам повезло. Надо же, умудрились придавить псину, не задев детонатора!

– Мы выяснили, кто знает о времени выезда, – говорю я. – А кто его определяет? Вы или банк?

– Банк.

– Как они сообщают об этом вам?

– Депешей.

– Кто, кроме вас, имеет возможность ее прочитать?

– Никто.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Предположим. А что вы делаете, прочитав депешу? Уничтожаете ее?

– Боже мой, нет, конечно. Секретарша кладет ее в специальную папку, а папку я запираю в сейф.

Он подходит к сейфу, отпирает его, достает папку и протягивает мне. Я отстраняю ее, не открывая.

– К сейфу имеет кто-нибудь доступ, кроме вас?

– Нет, – уверяет он. – Тут кодовый замок, и комбинацию, кроме меня, никто не знает. К тому же, вы можете счесть это мальчишеством, но я ее все время меняю. Например, вчера была «Жермена». А сегодня уже «Марселла».

Я внимательно смотрю на мальчишечку. Да, похоже, этот тип не прочь позабавиться с девочками. Произнося женские имена, он вновь обретает цвет свежесваренного рака, слюнявая нижняя губа оттопыривается, а глазки будто подергиваются салом. Ох, доведет его эта невинная слабость до апоплексии!

– Ну хорошо, – вздыхаю я. – Спасибо за помощь, господин директор. И настоятельно прошу вас о моем визите никому не говорить.

– Можете рассчитывать на меня.

– Хочу, чтобы вы поняли, – настаиваю я. – Если я говорю – никому, это значит – никому. Без исключений.

Проникновенно смотрю ему в глаза. Багроветь ему уже некуда, и он от возмущения начинает буквально раздуваться. Поняв, что еще минута – и он попросту лопнет, я встаю, отвешиваю поклон и иду к двери.

– Ваше молчание особенно важно, потому что дело очень серьезное, – бросаю я на прощание. – Не говоря о нескольких миллионах, потерянных государством, в нем уже по меньшей мере пять трупов. Я бы не хотел, чтобы вы стали шестым.

Глава 12

Погода становится все лучше. Уже из-за одного только этого великолепного солнца Дюбону стоило заставить меня сыграть роль больного. Да уж, парень он не промах. Это же надо – суметь устроить приятелю натуральный аппендицит только для того, чтобы дать ему возможность продлить свой отпуск! До сих пор я полагал, что такое встречается лишь в книгах, да и то – только в моих. Что, конечно, в немалой степени повышает их тиражи.

Вдыхаю полной грудью. Ничего не скажешь, этот воздух стоит того, чтобы им дышать. Медленно, торжественным шагом, как гладиатор-победитель, пересекаю обширный фабричный двор. Безрукий сторож торопится мне навстречу. Ради меня он пригладил усы и поправил козырек фуражки.

– Позвольте доложить, господин комиссар, – говорит он, – что раньше я был жандармом.

Сдерживая нарождающуюся веселость, уверяю его, что я так и думал – видна хорошая наследственность. Взгляд его становится влажным; возможно, и не только взгляд.

– Двадцать лет беспорочной службы, – рапортует он и принимается рассказывать о себе. Сначала он служил в Юра. Его шеф принуждал мальчишек-пастухов к содомскому греху, и он на него донес.

– А что бы вы сделали на моем месте, господин комиссар? – вопрошает он. – Тем более что сам-то я педиком не был...

– Еще бы.

Потом он излагает историю с мотоциклом, из-за которого лишился руки, и переходит к здоровью своей благоверной. Но тут я его прерываю:

– Вы прожили достойную жизнь, посвященную стране и долгу, – добродетелям, которые являются лучшим украшением французской нации. Эхо «Марсельезы» звучит в вашем сердце. Кстати, – добавляю я менее торжественно, но более интимно, – где живет секретарша вашего директора?

– Над булочной Бишоне.

– Я вами доволен, – заявляю я самым прочувствованным тоном, на который способен, возложив ему руку на плечо.

Он вытягивается в струнку, пожирая глазами мою удаляющуюся спину.

«Бишоне и наследник», – гласит надпись на вывеске булочной, выполненная классическим античным шрифтом. Рядом с магазином – дверь, ведущая в жилую часть дома. Вхожу. Передо мной – лестница, ведущая на второй этаж, но тут я спохватываюсь, что не знаю имени девицы. Можете считать меня круглым дураком, но эту маленькую подробность я совершенно выпустил из вида.

Даю задний ход и захожу в булочную.

– Здравствуйте, мадам, – вежливо приветствую я гору мяса, восседающую на табурете за мраморным прилавком.

Мадам поднимает на меня коровьи глаза. Судя по всему, она слишком много глядела на проходящие поезда, отчего у нее развился острый конъюнктивит. Губы ее украшают толстые усы, а подбородок обрамляет небольшая бородка. На вид она столь же индифферентна, как пакет сушек.

– А, – равнодушно отзывается она.

– Давно здесь живете? – осведомляюсь я.

Жирный подбородок дрожит от с трудом подавляемого зевка.

– Сколько человек живет в доме? – настаиваю я.

– Огюст и Фернан, – говорит она и скромно добавляет: – А еще я.

Огюст и Фернан меня не интересуют.

– А кто снимает в доме квартиры?