Подари мне белые сны

— Ты это предложение уже извратил как мог. Укажи мне хоть одну неделю, когда ты работал все шесть дней. Ты умудряешься получать от Творца выходной не каждые шесть, а каждые два дня.

— Значит, я сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться!

…На самом деле Лева принадлежал к тому типу людей, которым одного дня в неделю для отдыха явно не хватало. И ведь умудрялся человек зарабатывать себе на жизнь за два-три дня в неделю, а остальное время уделять себе, любимому. К его счастью, в современном мире таких людей называют уже не Обломовыми, а людьми с неблагоприятной биохимической наследственностью. Он как-то прочел, что потребность в ничегонеделании берет начало от нехватки гормонов счастья, побуждающих оптимистичных деятелей радоваться работе, семье и блестящим жизненным перспективам. Лева на этот счет не заморачивался — ему вполне хватало того, что он имел.

Отношения с женщинами у него не складывались именно из-за этого. В один прекрасный день его девушка просыпалась и начинала требовать большего, начинала выражать недовольство настоящим, а Леве это — как нож в сердце. Если кто-то пытался изменить его натуру, его образ и ритм жизни — пиши пропало. Он тут же сматывал удочки и исчезал под благовидным предлогом. А девицы недоумевали, что же произошло. Ведь все так хорошо и весело начиналось, такой ласковый и покладистый парень — и вдруг дал деру.

Кира иллюзий по поводу Левиной беспечности и покладистости не питала. У них сложился неплохой тандем, в котором каждый получал что-то полезное для себя. Кире нравилось, что хоть кто-то отвлекает ее от трудоголизма. Когда дело того действительно требовало, она не поддавалась на уговоры Левы и проводила в офисе ровно столько времени, сколько хотела. Но на этот раз работа была не срочная, и Кира, хоть и сделала вид, что согласилась на пикник с большой неохотой, на самом деле даже порадовалась возможности провести выходной как нормальный человек, отдыхая, а не как синий чулок, на работе. Они вернулись домой довольные и уставшие. Киру так разморил свежий воздух, что она уснула, даже не дождавшись Левы из ванной.

В эту ночь она вновь увидела знакомый сон. Только на этот раз детали обстановки проявились куда более четко, чем раньше. Находясь в комнате, она подошла к огромному окну, откуда можно было увидеть небольшой двор с лужайкой и сосны вокруг. Одна сосна вознеслась выше других, и ее ветви раскинулись прямо над входом во двор. Терпкий аромат сосен наполнил сон реальностью. Стало ясно, что комната с разноцветными стенами является частью дома. По ощущениям, дом был небольшим. Она прошла через комнату к дверям, откуда увидела крутую лестницу наверх. Взялась за перила, но дальше не пошла, остановилась, прислушалась. Но к чему прислушалась, Кира не запомнила. Потому что после этого картинка расплылась, стерлась, и она оказалась в другой комнате — очень просторной, яркой, насыщенной теплыми тонами. В комнате на невысоких подставках стояли мольберты, на которых рисовали дети. Странные дети. Что именно в них было странного, Кира не могла понять. Но определенно, что-то в их виде настораживало и притягивало одновременно. Почему-то было ощущение чего-то очень важного, пронзительного. Ей не хотелось покидать это помещение, казалось, происходящее — часть ее самой…

И хотя во сне Кира чувствовала себя вполне комфортно, поутру она все же не могла по неясной причине избавиться от ощущения дисгармонии.

…— Наверное, это самая странная форма галлюцинаций и ночных кошмаров, — сказала она Машке за утренним кофепитием на работе.

С Машей они делили кабинет в МИДе. Две сотрудницы, имеющие вполне хорошие отношения с начальством, устроили себе свой распорядок, в котором ровно в одиннадцать утра по графику значилось кофепитие, и, если не было экстренных поручений, они старались это событие не пропускать. Маша Харитонова пришла на работу в этот отдел годом раньше Киры, но занимала позицию уровнем ниже. И вовсе не испытывала никаких уколов зависти по этому поводу. Раньше она вообще работала секретарем в инофирме и радовалась тем тремстам долларам, которые получала за умение заваривать кофе и отвечать на телефонные звонки. Но потом папа решил, что экономическое образование не должно пропадать даром в недрах телефонного аппарата и кофеварки, стукнул кулаком по столу и заявил, что может прокормить свою дочь и дать ей возможность делать нормальную карьеру.