Подари мне краски неба. Художница

Визит в отделение милиции прошел под этим знаком. Она явилась туда в назначенный час собранная и напряженная, как ненавистные ей деловые женщины нового времени, постоянно елозившие по телеэкранам, политологи, экономисты или просто состоятельные дамы неизвестного рода.

Наташе пришлось просидеть у двери нужного кабинета около получаса. Похоже на то, что за это время перед ее взглядом промелькнули завсегдатаи этого заведения: самоуверенные скинхеды были первыми, кого она увидела. Привыкшие к разбирательствам с их персонами, они держались кучно и непроницаемо, в полной уверенности, что мелкие их прегрешения только служат чести державы, а никак не наоборот.

Потаскухи, рыночные деляги, выходцы из Азии, всех размеров и форм, тоже показались ей совершенно неуязвимой публикой, отбывающей свой номер. Она чувствовала себя в том же полуклоунском обличье, что все они, слонявшиеся в ожидании порции унижений.

Отделение располагалось в типовом здании, не отличавшемся от тысяч подобных. Капитан Киргуев, к которому она была вызвана, представлял собой точно такой же тип унифицированного работника. О нем нельзя было сказать ничего определенного, кроме того, что достаточно потерся в Москве на мелких должностях, приехав однажды откуда-нибудь с юго-востока. Впрочем, ярких национальных признаков тоже не имел, раздражая слабым, но каким-то вычурным акцентом.

Он был в штатском, что Наташу не удивило. Да ее не могло удивить ничто. Принимал он в чужом кабинете с табличкой «Майор Колпаков». Глянув на нее невзрачными глазами учителя химии, он надел стальные очки и уставился в какую-то бумагу. Оторвавшись от своего непонятного занятия через минуту, он быстро и агрессивно заговорил. Наташа отчего-то знала заранее, что он станет запугивать ее. Так все и случилось.

— Я надеюсь, вы не хотите немедленно оказаться в камере предварительного заключения. Вас могут увести туда сию минуту. Я не шучу. А там не слишком уютно. К тому же это позор для молодой девушки, художницы, дочери профессора.

— Я не хочу нигде оказаться, — спокойно отвечала Наташа, отдавая себе отчет, что капитан как-то сразу ошибся и не попал в тон. Кажется, это понял он сам, как тертый и хитрый человек.

— Вижу, вы недавно имели работу с кислотой. — Он уставился на ее руки.

«Имели работу», — мысленно передразнила его Наташа, издеваясь над произношением.

— А вызвали вы меня, чтобы об этом спросить?

— И об этом. Органам известно о вас все. Наша беседа — пустая формальность.

— Тогда предъявите мне обвинение, ордер на арест и отведите в камеру.

— Вы бы не стали так со мной разговаривать, если бы знали, что мы о вас знаем.

Это «мы» прозвучало особенно странно. Капитан более говорил как бы от себя и со своим умыслом. Наташа быстро соображала, пытаясь понять причину вызова. Поступление крупных денежных сумм на ее счет в банке как возможная причина сразу же отпала, противном случае он нс стал бы делать акцент на испорченных работой с металлом Наташиных руках, а начал бы с объяснения банковских операций «Слава богу, — подумала Наташа, — хоть сюда никто не сунется». Эта мысль ее настолько поразила и обрадовала, что она прослушала несколько фраз капитана без всякого внимания, уловив только слова «фальсификация», «подделка», «международный скандал».

«Эти высоты, капитан, тебе недоступны, — с раздражением подумала она. — Напрасно ты думаешь, что я никогда не встречала таких мерзавцев».

Капитан перебирал бумаги на чужом столе, что выглядело и комично, и зловеще. Все же он чувствовал себя, хотя бы отчасти, хозяином положения. Жестом фокусника он выхватил из-под стола кейс, а из него торжественно извлек до тошноты знакомую Наташе картину. Это был все тот же Левитан, сделанный ею по заказу фирмы и всплывший из небытия на помолвке Оленьки Остроуховой и пресловутого Толика.

— Мы изучили ваше окружение досконально. За вами велось наружное наблюдение в течение двух месяцев. Вот эту фальшивку мы изъяли на таможне у одного видного иностранца, как там его, коммерсанта Горфункеля. Пытался вывезти, думал, что подлинник. Бедняга, — посочувствовал Киргуев.

— Почему вы решили, что это моя работа? — без выражения спросила Наташа.

— Мы все знаем о вашем интересе к Серебряковой и всем этим мировым искусникам. Для нас нет секретов.

Капитан Киргуев продолжал и дальше в том же духе, но слышать его Наташа перестала.

«Никакой таможни и никакого Горфункеля не было, это вранье. Но раз он упирает в основном на это, ничего другого у него на меня просто нет. Довольно скудные сведения, и эти сведения обо мне какие-то тусовочные, хамовато-панибратские, в манере Стаса. Вряд ли этот капитан превосходный актер, это было бы слишком. Надо быть гением, чтобы сыграть такую роль».

Как будто почувствовав, что она его раскусила, капитан принялся незамысловато шантажировать Наташу:

— Вы только признайтесь, что эту картину написали вы, и я вас немедленно отпущу. Посещение следственного отдела превратится в интересную прогулку.

— А если не признаюсь? — задиристо спросила Наташа. — Что тогда?