Подари мне краски неба. Художница

Во сне она улыбалась и шутила.

Сквозь сон Наташа услышала звонок в дверь.

Она ничуть не испугалась, как будто телефонный звонок из ее недавнего сна просто трансформировался в этот полуптичий звонкий шелест.

В глазок она увидела Стаса, точно глазами рыбы, с ножками его, ручками и тыквой — целиком и полностью схваченного стеклянным кругом. Наташа быстро замотала голову огромным платком с кистями — получился уютный, элегантный тюрбан, и открыла дверь.

— Нарисовался собственной персоной, фиг сотрешь.

— Я, старуха, — начал он привычную галиматью.

— Ты — старуха, это правда, — ответила она, пристально разглядывая его с головы до пят, — процентщица. Изволь объясниться, как честный мерзавец. Никаких дел я с тобой и твоей кликой иметь больше не желаю, ясно? Но сначала ты вернешь мне то, что забрал у меня в прошлый раз.

— Ясно-то ясно, Натка, — мямлил он, — да все немного усложнилось. Смысл творенья все сложней, сама понимаешь. Мы живем в изменяющемся мире.

— Клише! — закричала Наташа. — Мне нужно клише. Сейчас.

— Дело в том, что клише у меня нет. Я его потерял. Или его у меня украли. Или еще что-то… Я как раз хотел спросить тебя: не находила ли ты его где-нибудь на лестнице, в передней… Да где угодно, черт возьми. Мне вовсе не до шуток.

Видок у Стаса был точно такой же, как бы деформированный оптикой дверного объектива.

— Ах, ты предлагаешь мне изготовить эту штучку заново? Или решил, что я впрок сделала дюжину этих чудесных пластинок? Мне некогда. И вообще я должна уехать из города. Сегодня. Завтра. Не позже. Меня ждут в ночном клубе. Мне вообще некогда с тобой разговаривать, — с яростью выкрикивала она все, что приходило на язык.

Стас испугался еще больше. Таким она видела его уже, но когда? когда? Вдруг вспомнила, что это было подле ее квартиры, когда они со Стасом почти лицом к лицу столкнулись с тем фраером в кепочке и роскошном клифте. Как она могла это забыть? Да просто-напросто она не выносит выражения страха или растерянности на лицах. Она болеет от этого. А страха и даже ужаса в последние недели было хоть отбавляй.

Это и стерлось, как ненужный кадр старого кинофильма.

— Я всегда помогал тебе, Татка, но боюсь, если клише не найдется, будет совсем хреново. Всем.

— Ты зачем пришел? — истерическим шепотом спросила она его. — Ты что, полный идиот? Еще недавно мне до этого клише дела никакого не было. А сейчас я хочу его иметь обратно, крути историю назад, засранец. Ты понял? Ты уволок эту вещь, завернув ее в ветошь, в бумажки всяческие, куда? Зачем? Антону Михайловичу?

— Конечно, конечно, — мямлил Стас. — Короче говоря…

— Ты свинья, короче говоря. Ты что, пьян, чудовище?

— Ты что, старуха, мне пить нельзя. Стаса ноги кормят, я должен постоянно быть в форме. — Он не мог обойтись без хвастовства даже в этот момент то ли предательства, то ли несчастья.

Отказать Стасу хотя бы в руинах порядочности она не могла. Это было бы жестокостью по отношению к себе самой.

— Ты мне противен, — все же взорвалась она, — мне противна даже эта мастерская, потому что ты шпионил за мной, вынюхивал этот адрес, как последняя сволочь. Ты, верно, шизующая бездарь? Великий организатор Стас. Будь ты проклят, гад. Впрочем, я обижаю гадов этим сравнением.

Большего количества зла в себе Наташа вынести не могла. Стас слишком давно знал об этом. Он терпеливо ждал, когда прекратится брань в его адрес, и дождался.

— Конечно, ты кретин, — завершила она, — но я сама виновата, что позволила тебе стать посредником.

Уж больно мерзок твой работодатель. Только потому. Но и тут я виновата, поторопилась. Деньги были нужны немедленно. Иначе в гробу я видела этого Антуана. Чтоб он подавился своей минеральной водой, старый извращенец. Где ты вообще его нашел?

— Я не могу тебе сказать сейчас всего. Я опередил бы события.

— ?

— Скоро не будет никакого Антона Михайловича. Заигрался Антон Михайлович, а Стас его подловил на этом. И собирается раскрутить маленькую гениальную операцию, где Антон Михайлович будет у Стаса чем-то вроде шестерки. Вот и все. Но я тебе этого не говорил. Понятно?

Уверенности в голосе Стаса было достаточно, но когда бывало по-другому? Наташа махнула рукой на этого несносного, но симпатичного лжеца. Оставив разнообразные замыслы живописца, он в жизни обнаруживал и открывал другим оригинальные сюжеты, достойные Тулуз-Лотрека или «Капричос» Гойи. Кто-то ненавидел его за это, иные презирали за нарочитый физиологизм и натурализм, но если срочно требовалось подзаработать, все же обращались к нему.

Все построения Стаса могли рухнуть в любую минуту, и рушились, и воссоздавались им самим. Вот и сегодня на его физиономии было начертано поначалу «все рушится», плавно переходящее в «скромнее надо быть».

Наташа чувствовала, что уговаривает себя. Стас был из той породы людей, которые из года в год повторяют одни и те же фразы, воссоздают одни и те же ситуации. Он легко мог проколоться на другом поле.

Вопрос в том, рискнул бы он забрести на другое поле, ответа сейчас не имел.