— Был, — ответил он, — в детстве. Мне понравилось. В детстве мне нравилось все экзотическое. Как тебе.
— Откуда ты знаешь? Но точно нравилось. И все эти картинки оттуда. Для меня ведь Урал, куда часто возил нас отец, — законченный Восток, мне дальше ехать не надо. Восточнее не будет.
— А сколько листов ты собираешься изготовить? — спросил он.
— Изведу всю бумагу, сколько получится. Но времени нет.
— Как — нет?
— Правда нет, — наморщилась она, внезапно охваченная тяжелыми мыслями.
— Не преувеличивай, — твердо произнес он. — Ты за несколько минут совершила маленький подвиг.
— Никакой это не подвиг, — ответила Наташа, разглядывая алконоста, глядевшего куда-то за их спины. — Просто я долго к этой картинке готовилась. Наверно.
Наташе хотелось знать больше, много больше, ей хотелось знать все об этом человеке, так неожиданно и так феерически оказавшемся возле нее в особенной и страшной ситуации.
— Так мы будем сегодня ужинать? — прервал их разговор Бронбеус.
— У меня нет аппетита, — мрачно ответила Наташа, — кажется, он пропал навсегда.
Однако фаршированная белыми грибами и запеченная в духовке ярославская курица, купленная опытным Бронбеусом (грибы тоже были ярославские), не оставила равнодушной даже издерганную крайности Наталью.
Курица была посыпана ароматными разноцветными приправами и, несмотря на изрядную величину, оказалась пропеченной, с нежной хрустящей корочкой.
— Тебе не нужна жена, — уплетая куриную ногу, заметила Наташа, — ни мне, ни даже маме ввек бы так не приготовить курицу. Это же не курица, это — гусь.
— Насчет жены я как-то не успел подумать, — ответил Владислав, но подумаю в ближайшее время. Например, завтра.
— То есть?
— Что то есть?
— Ну… в смысле, она у тебя есть?
— Нет, я же сказал, подумаю в ближайшее время. После обеда они перекочевали в кабинет мастера и разговаривали там, потягивая кофе.
— Дети, — сказал Бронбеус, — завтра будет дождь. Не знаю, как вам, а мне утомительна эта бесконечная жара. Да и наше молодое дарование овеяло нас особенным зноем.
— Простите меня, — жалобно ответила Наташа, — я наломала дров. Но я не видела другого! выхода. И чуть было не поплатилась сама.
— Я могу догадываться о многом, — внимательно глядя на нее, произнес старый мастер, — но лучше тебе рассказать все самой. Тут важны тончайшие детали.
— Я поняла.
— Итак. Чего добивались от тебя эти подонки? Конкретно.
— Я же сказала, я писала для них копии…
— Оставь, картины они у тебя забрали, и все. Тут что-то другое. То, о чем ты молчишь.
— Я узнала, где они прячут картины.
— Опять картины…
— Да подождите, я привожу в порядок мысли. Картины на даче жениха Ольги Остроуховой. Его зовут Анатолий Сигизмундович Парфенов. Он что-то вроде секретаря у Шишкина. Верно, устраивает всякие сделки по продаже картин. Ездит все время куда-то. Вот как Владислав.
— Какое тут может быть сравнение? Пожалуйста, не передергивай.
— Ну да, я же сказала, привожу мысли в порядок… Похоже на то, что на этой даче у них было организовано что-то вроде склада, оттуда они собирались удирать за рубеж, прихватив все свое добро.
Владислав строго смотрел на нее, нахмурив брови.
— Картины, Наташенька, тут дело третье, — парировал Бронбеус. — По крайней мере, тут речь не только о твоих изделиях. Откуда ты знаешь о характере отношений Шишкина и Парфенова?
— Я как-то подслушала их разговор.
Реставратор побледнел, точно представив, какой опасности она подвергала себя.
— Я прошу тебя еще раз, Наталья, не скрывай ничего от нас. Ты делаешь нам больно. Но это еще ничего…
— Я говорила Шишкину, что Ольга показывала мне эти картины.
— Это несколько осложняет дело. Но не настолько. Настоящую охоту за тобой они не могли развернуть только на этом основании.
Наташа потупилась, закрыла лицо ладонями и глухо произнесла:
— Мне стыдно. Вы отвернетесь от меня, когда узнаете правду.
Ей тут же не к месту припомнился жирный крест, который поставил на их отношениях, да и на самой Наташиной жизни, Андрей, когда узнал о существовании этого криминального сюжета в биографии невесты.
— Разве я бросил тебя? — вдруг спросил Владислав. — Я пришел тебе на помощь.
— Да-да, — быстро ответила она, стуча зубами, опять начинался озноб. — Я изготовила для них клише. Он, этот Антон Михайлович, который был посредником между мной и своим начальством, сказал тогда, что это матрица ценных бумаг их фирмы. Но когда Стас затеял свою гнусность, он просветил меня — никакой такой фирмы не существует. А я сделала клише для производства фальшивых бумаг крупной французской фирмы. Вот так… Что я связалась с бандой фальшивомонетчиков. Я не могла предполагать, что за всем этим стоит Лев Степанович Шишкин. Искусствовед все-таки. Прохиндей, но не столь же широкого профиля, думала я.
— Профиль его много шире, — задумчиво отвечал Бронбеус, — продолжай.
— А сегодня он в припадке хвастовства и предполагая, что я никогда не выйду из мастерской, признался в этой широте. Да я несколько раньше из его разговора с Парфеновым поняла, что он за птица. Сегодня же он сказал, что сам и является заказчиком матрицы.