— — Нет, не поэтому, — возразил он, наклоняясь к ней, — а потому, что мы уже обсудили эту тему вдоль и поперек, и мне она до смерти надоела. Я не позволю тебе подвергать себя постоянной опасности.
— Ты не вправе «позволять» или «не позволять» мне жить так, как я хочу.
— Не думаю, что ты настолько глупа, чтобы рисковать своей жизнью из желания мне досадить. — Он скрестил руки на груди и мрачно сжал губы. — Я хотел сделать, как лучше.
— И похитил меня, — с горечью заметила она.
— Если помнишь, сначала я предложил тебе пожить с моими родственниками. Ты отказалась.
— Я дорожу своей независимостью.
— Одиночество не значит независимость.
Виктория не нашлась, что возразить на это, и поэтому промолчала.
— Когда мы станем мужем и женой, — мягко продолжал Роберт, — я хочу, чтобы наш брак стал партнерством в самом прямом смысле слова. Я хотел бы советоваться с тобой по вопросам земельных владений и аренды. Мы бы вместе обсуждали, как воспитывать детей. Я никак не могу понять, почему ты вбила себе в голову, что любить меня — значит потерять себя.
Она отвернулась, чтобы он не заметил, как вспыхнули ее глаза.
— Когда-нибудь ты поймешь, что значит быть любимой. — Он устало вздохнул. — Я желаю только одного — чтобы это случилось как можно скорее.
Весь остаток пути до Уитстебла Виктория размышляла над его словами.
Они остановились перекусить в уютной гостинице с открытой верандой. Роберт окинул небо скептическим взглядом и промолвил:
— Похоже, дождь все же соберется, но не в ближайший час. Хочешь пообедать на свежем воздухе?
Она робко улыбнулась ему.
— Да, солнышко так ласково пригревает.
Роберт взял ее под руку и провел к маленькому столику с видом на залив. Он был настроен весьма оптимистично. Он чувствовал, что сумел подобрать ключик к ее сердцу во время их недавнего разговора в карете. Кажется, он нащупал верную нить разговора. Брак — это не плен, а партнерство. Да, именно так.
— Деревенька Уитстебл была знаменита своими устрицами еще со времен римлян, — сообщил он ей, когда они уселись за стол.
Виктория нервно теребила салфетку.
— Правда?
— Правда. Не понимаю, почему мы ни разу не были здесь семь лет назад. Она невесело усмехнулась.
— Мой отец никогда бы мне этого не позволил. От Белфилда до северного побережья Кента очень далеко.
— Скажи, ты когда-нибудь задумывалась 6 том, как сложилась бы наша жизнь, если бы семь лет назад мы с тобой поженились?
Она отвела глаза.
— — Я все время думаю об этом, — прошептала она.
— Мы бы наверняка не раз уже побывали здесь, — сказал он. — Не думаю, что я смог бы выдержать семь лет без свежих устриц.
Виктория промолчала.
— Представляешь, у нас сейчас уже были бы дети. Двое или трое. — Роберт понимал, что с его стороны жестоко затрагивать эту тему: несмотря на все отвращение, которое Виктория питала к обязанностям гувернантки, она очень любит детей. Роберт умышленно тронул эту наиболее чувствительную струну в ее сердце, упомянув о детях.
— Да, — согласилась она. — Пожалуй, ты прав.
Она выглядела такой несчастной, что у Роберта не хватило духу продолжать. Изобразив жизнерадостную улыбку, он сказал:
— Устрицы, насколько мне известно, обладают любовными свойствами.
— Ты что, не раз проверял это на себе? — Виктория была рада сменить предмет разговора, хотя новая тема была достаточно щекотливая, если не сказать пикантная.
— Нет-нет, это общеизвестный факт.
— Чаще всего то, что считается общеизвестным, на самом деле не имеет под собой никаких оснований, — возразила она.
— Дельное замечание. Будучи сторонником научного подхода, я не привык принимать что-либо на веру и стараюсь все подвергать строгой экспериментальной проверке.
Виктория усмехнулась.
— Мне кажется, — продолжал Роберт, постукивая вилкой по скатерти, — в данном случае эксперимент — это то, что нужно.
Она подозрительно покосилась на него.
— И что ты предлагаешь?
— Да ничего особенного — съешь несколько устриц. Затем я внимательно за тобой понаблюдаю, — он забавно пошевелил бровями, — чтобы посмотреть, будешь ли ты ко мне относиться с большей симпатией.
Виктория не выдержала и расхохоталась.
— Роберт, — сказала она, заметив про себя, что вопреки всем своим стараниям оставаться брюзгой от души наслаждается беседой. — Это самый легкомысленный научный эксперимент, о котором я когда-либо слышала.
— Возможно. Но даже если он и не удастся, мне в любом случае будет интересно проводить наблюдения.
Она снова рассмеялась.
— Но только в том случае, если ты сам не притронешься к устрицам. Страшно подумать, что будет, начни ты вдруг относиться ко мне с еще большей симпатией — не иначе как во Францию меня увезешь.
— А что, это мысль. — Он сделал вид, будто всерьез обдумывает ее слова. — Рэмсгейт — континентальный порт. Интересно, может, во Франции нас скорее обвенчают?
— Даже и не мечтай, — предупредила она.
— Моего отца, наверное, хватил бы удар, если бы он узнал, что я обвенчался в католической церкви, — продолжал он, размышляя вслух. — Мы, Кемблы, всегда были воинствующими протестантами.