- Нет, это и вправду удивительно, - продолжал он, раскачиваясь с пятки на носок. - Посмотри на свои ступни. Они такие маленькие по сравнению со всем остальным телом. Исходя из этого можно было бы предположить, что мы будем утыкаться носом в землю при каждой нашей попытке встать.
На этот раз ей удалось принять сидячее положение, и она с интересом стала рассматривать свои маленькие ступни.
- Похоже, ты прав. Это и в самом деле удивительно.
- Я больше никому этого не говорил, - промолвил он. - Я всегда об этом думал, но до сих пор не решался ни с кем поделиться своими мыслями. Наверное, я просто боялся, что люди сочтут это глупостью и будут правы.
- А по-моему, это вовсе не глупость.
- Я знаю. - Он склонился к ней и погладил ее по щеке. - Я знаю, что ты именно так и думаешь.
- Я даже считаю, что твой вопрос сам по себе очень интересен, великодушно добавила она.
- Тори, Тори! Не знаю, как объяснить это и как это понять, но одно я знаю точно - я люблю тебя.
Она резко обернулась посмотрела ему в лицо.
- Да, я люблю тебя, - повторил он с жаром. - Со мной еще никогда такого не бывало, и будь я проклят, если позволю рассудку руководить моими чувствами.
- Роберт, - прошептала она. - Мне кажется, я тоже тебя люблю.
От этих ее слов у него перехватило дыхание. Он не мог больше сдерживать себя - счастье переполняло его и рвалось наружу. Он подхватил ее на руки и прижал к себе.
- - Скажи это еще раз.
- Я тебя люблю, - прошептала Виктория, улыбаясь робко и смущенно
- Еще раз!
- Я тебя люблю! - смеясь, воскликнула она.
- О Тори, Тори! Я сделаю тебя такой счастливой, вот увидишь. Я дам тебе все, что ты ни пожелаешь. Я подарю тебе весь мир.
- Я хочу луну! - крикнула Виктория. В это мгновение она была твердо уверена, что для него это пара пустяков.
- Я подарю тебе все, что ты захочешь - и даже луну, - убежденно сказал он. И снова ее поцеловал.
Глава 2
Прошло два месяца. Роберт и Виктория встречались при каждом удобном случае, познавая природу, а главное - друг друга.
За это время Роберт поведал Виктории о своем увлечении наукой и о страсти к скаковым лошадям и даже посетовал, что, вероятно, никогда не станет таким, каким его хочет видеть отец.
Виктория, в свою, очередь, рассказала ему, что питает слабость к романтическим новеллам, с гордостью заявила об умении класть стежки на шитье ровно-ровно, словно по ниточке, и в довершение ко всему призналась, что вряд ли у нее получится жить в соответствии со строгими правилами морали, которые с детства старался внушить ей ее отец-священник.
Она обожала пирожные.
Он терпеть не мог горох.
У него была совершенно безобразная привычка, когда он садился, класть ноги на стол, на кровать - куда придется.
Она, когда начинала сердиться, упирала кулачки в бока, хотя пока у нее не возникало необходимости принимать по-настоящему суровый и непреклонный вид.
Ему нравилось, как она надувает губки, когда сердится, с каким вниманием и заботой относится к окружающим и даже то, с каким озорством она подтрунивает над ним, когда он начинает вести себя чересчур самоуверенно.
Ей нравилось смотреть, как он проводит рукой по волосам, когда бывает чем-то расстроен или взволнован, и как внезапно останавливается во время прогулки, чтобы рассмотреть прихотливую форму цветка, и как притворяется властным деспотом единственно из любопытства - а вдруг она по-настоящему разозлится на него?
В общем, можно было сказать, что каждый из них нашел в другом родственную душу.
Они часто делились друг с другом сокровенными мыслями, не боясь показаться смешными или странными.
- Я до сих пор не могу поверить, что мамы больше нет, и ищу ее повсюду, - сказала как-то Виктория.
- Правда?
- Мне было четырнадцать, когда она умерла. А сколько лет было тебе, когда ты потерял свою маму?
- Семь. Она умерла при родах.
Виктория сочувственно вздохнула.
- Как жалко! Она была с тобой так недолго, и ты потерял вместе с ней сестру или брата. Это был мальчик или девочка?
- Девочка. Мама успела перед смертью дать ей имя - Энн.
- Бедненькая... - У Виктории на глазах блестели слезы.
Он грустно улыбнулся.
- Я помню ее руки, ласковый голос. Отец, бывало, сердился на нее за то, что она меня балует, но она его не слушала.
- Доктор сказал, что у моей матушки была чахотка, - сказала Виктория и проглотила подступивший к горлу комок. - Она умирала, а мы ничего не могли поделать. Мне хочется верить, что она теперь там, - Виктория запрокинула голову к проплывающим облакам, - там, где нет ни боли, ни страданий.
Роберт нежно сжал ее маленькую ладошку.
- Порой я очень по ней скучаю, и мне так хочется, чтобы она была со мной! Наверное, даже став взрослыми, мы все равно в душе остаемся детьми, которые нуждаются в любви и заботе своих родителей. И я говорю с ней. А она мне отвечает.
- - Каким образом? - удивленно спросил он.
- Ты скажешь, что я дурочка.
- Никогда я этого не скажу, ты же знаешь. Виктория помолчала, потом неуверенно проговорила: