– У свободы, как и у доверия, две стороны. С одной стороны наручники сейчас тебя связывают, но с другой – освобождают от ответственности. Что бы с тобой ни делали, ты в этом не виновата. Боишься?
– Нет, – с тихим упрямством отозвалась Маред.
– Почему?
Дождавшись недоумения в ее взгляде, он продолжил, словно невзначай поглаживая пальцами нежную кожу:
– Ты ведь мне не веришь, так что твой страх естественен и понятен. Когда ты поймешь, что можешь доверять, он уйдет.
– А я могу? – с вызовом спросила Маред и снова облизала пересохшие губы.
– Разве я когда-нибудь обманывал тебя? – улыбнулся Алекс. – Девочка, когда я хочу сделать больно, то не скрываю этого. Нет ничего более дорогого и хрупкого, чем доверие. А если я хоть раз тебе солгу – оно уйдет навсегда. Хочешь пить?
Потянувшись, он налил воды с лимоном из графина в стакан, поднес его к губам жадно глотнувшей девушки. Дождавшись, пока Маред напьется, поставил стакан и заговорил опять:
– Вот это и есть доверие. Я не причиню тебе вред намеренно, я готов о тебе заботиться. Да, я делаю то, что по вкусу мне и не нравится тебе. Но это не причина считать меня чудовищем настолько, чтобы не попросить воды. А если бы я затянул наручники слишком туго, ты бы тоже молчала?
– Нет, – буркнула Маред, отводя взгляд. – Но я же не знаю, может, вы это нарочно…
– Иногда я делаю это нарочно, – кивнул Алекс. – Слишком тугие наручники, горячий воск, иглы и плети… Но лишь с теми, кому это нужно. А единственный способ понять друг друга – это говорить. И слышать. Я хочу видеть тебя связанной, девочка, но не так, чтобы тебе было больно или неудобно.
Он погладил бока и живот Маред ладонями, наклонился и неторопливо приласкал ее соски языком, почувствовав, как они напрягаются и становятся тугими, словно налитые спелым соком ягоды. Потом медленно стянул с девушки панталончики. Маред дернулась, сжимая колени и учащенно дыша.
– Все, что я захочу, помнишь? – ласково напомнил Алекс. – А сейчас я хочу, чтобы ты выбрала.
Он взял шкатулку с игрушками и, открыв, показал ее девушке.
– Я… – выдохнула Маред с неподдельным ужасом, – не могу! Не надо!
– Не надо вообще или не надо просить тебя выбрать? – поинтересовался Алекс. – Первый вариант – нарушение нашего контракта, а вот второй можно обсудить. Почему ты не хочешь выбрать? Это ведь в твоих интересах.
– Пожалуйста… – щеки Маред залила краска, девчонка даже в подушку попыталась вжаться спиной. – Не могу… мне… все равно…
– Совсем все равно? – уточнил Алекс, доставая толстое, покрытое выступами деревянное дилдо, которое ни разу в жизни даже не думал использовать, а приобрел исключительно ради экзотического вида. – Точно?
Маред посмотрела на него глазами загнанного зверя. Дернулась, забыв о наручниках, глянула с откровенным ужасом, прошептала:
– Нет… не это…
– Девочка, – вздохнул Алекс, кидая бесполезную, но и вправду жуткую на вид штуку обратно в шкатулку. – Ты хоть что-нибудь слышала из моих слов о доверии? Полагаешь, я стану тебя калечить?
– Вы… Вы! Ну и выбирайте тогда сами!
Страх в ее глазах наконец сменился злостью, что было гораздо приятнее. Алекс улыбнулся.
– Обязательно. Я выберу сам, причем именно то, что нужно. И, может быть, ты хоть что-то поймешь из сегодняшнего урока о доверии.
Он достал гладкую каучуковую палочку длиной примерно в два пальца и толщиной в полтора, показал ее Маред.
– Ничего страшного, как видишь. Правда, у нее есть сюрприз, но он тебе понравится.
– Ненавижу сюрпризы, – пробормотала Маред, еще сильнее сжимая колени под ладонью погладившего их Алекса.
Положив игрушку в ложбинку между ее бедрами, чтобы девушка привыкла к ощущению и виду, он опустился рядом с Маред и обнял ее за плечи. Сказал в ухо, легонько касаясь губами мочки:
– Я не сделаю больно. Не сегодня.
– Тогда зачем вам это? – не утерпела девчонка.
– Покорность и боль – не одно и то же, – снова улыбнулся Алекс. – А мне больше нравится первое.
Он провел кончиками пальцев по лицу Маред, погладил ее шею, потом тыльной стороной ладони приласкал щеку, а пальцами – губы. Маред терпела молча, прикрыв глаза и упрямо сжав рот. Что ж, боль тебе не нравится, подчинение ты пока принять не можешь. Посмотрим, как отзовешься на ласку и удовольствие.
– Наручники, – шепнул он снова в ухо, – это разрешение самой себе. Пока ты в них, ты ничего не решаешь, значит, можно не чувствовать себя виноватой. Немного доверия, девочка… Если тебе станет больно – я остановлюсь. А вот стыд бывает очень сладким.
Девчонка всхлипнула и зажмурилась еще сильнее.
– Нет ничего плохого в удовольствии…
Алекс погладил ее бедра. Склонился и поцеловал низ живота, с трудом сдерживаясь, чтобы не пустить в ход язык – это она должна позволить сама. Скользнул пальцами ниже, в горячую влажную ложбинку, и приласкал ее тоже, шепнув:
– Раздвинь ноги.