Подари мне пламя. Белая ворона

Словно отвечая на не заданный вслух вопрос, Монтроз взял верхний лист, и Маред обнаружила, что его светлость уже поел, а сама она гоняет вилкой листик салата по незаметно опустевшей тарелке вилкой.

– Как вы думаете, Маред, какова моя главная претензия?

Вопрос был задан спокойно, благожелательно и без малейших признаков издевки в тоне. Маред честно подумала, уже привычно начала краснеть, но все же выдавила:

– Мало… уступок с моей стороны?

– Видите? – кивнул лэрд. – Вы и сами все прекрасно понимаете. Контракт составляется, чтобы удовлетворить обе стороны. И если одна изначально думает только о себе, это плохая работа стряпчего. Некачественная.

– А почему я должна заботиться о ваших интересах? – возмутилась Маред. – Вы и сами это можете!

– Могу, – со смешком согласился лэрд. – И еще как. Уверены, что хотите этого?

Маред молча помотала головой, опустив глаза в пустую тарелку.

– Давайте посмотрим еще раз, – сжалился через полминуты молчания Корсар. – Дело не в моем удовольствии, а в том, что вы не можете поставить себя на место партнера. Точнее, не хотите. Попробуйте сыграть на моей стороне, Маред. Найдите такой вариант, который устроит меня и не станет воплощением ваших кошмаров наяву.

Маред послушно потянула к себе листы и не сразу поняла, что Монтроз встает и обходит столик, садясь рядом. В кофейне было почти пусто, лишь официант за стойкой занимался своими делами. И лэрд вел себя прилично, слегка облокотившись на столик и совершенно не пытаясь прижаться к Маред или коснуться ее. Только Маред все равно ощутила, как по спине бегут мурашки. Нет, целые жуки: крупные, тяжелые, с холодными толстыми лапками… Она попыталась отодвинуться, но справа, как назло, торчала кадка с чахлой пальмой, не давая сдвинуть стул. Монтроз покосился на нее, то ли насмешливо, то ли раздраженно дернул уголком рта и немного отодвинулся сам – даже дышать стало легче.

– Смотрите, – показал он тонким жалом ручки на место, которое Маред, сомневаясь, перечитывала раз десять. – Это мы уже пробовали.

Пункт касался использования «игрушек». У Маред кровь бросилась в щеки, уши, шею. Пробовали, да… Дыхание перехватило, в горле встал ком. Неужели будет насмехаться?!

– Формулировка, – бесстрастно подсказал Монтроз. – Добавьте возможность наложить вето и свяжите обязательность добровольного согласия с возможностью выбора.

– Это как? – беспомощно спросила Маред.

– Вариативно, – терпеливо повторил лэрд. – Маред, вы же понимаете, что ничего страшного в этом нет. И уж из пяти-шести вариантов обычно выбрать можно.

– Я… – услышала она себя как со стороны, – не могу. Не могу и не хочу. Я, наверное, сделала глупость с этим контрактом… Простите…

Он сидела, опустив голову, чувствуя, как позорные слезы капают на накрахмаленную скатерть, белые в розанах тарелки, скомканную салфетку, розовым пятном расплывающуюся перед глазами. И слушала сквозь шум в ушах негромкий ясный голос.

– Маред, вы просто устали. Я понимаю… Контракт – это ваш выбор, вы можете и вовсе от него отказаться. Давайте подумаем об этом позже. Маред, девочка…

В этот раз так злившее ее словечко «девочка» почему-то не раздражало. А может, просто не было сил на злость. Она послушно поднялась и вышла за расплатившимся лэрдом, села на заднее сиденье вместе переднего – и Монтроз ничего не сказал. Стемнело, иногда на обочине дороги попадалась остановка омнибуса с зажженным фонарем. Маред бездумно ловила взглядом эти огни, летящие мимо, и дорога шелестела под каучуковыми колесами «Драккаруса». Слезы мгновенно высохли на горячих щеках, но даже стыда Маред не чувствовала – просто пустоту в душе. Сидела, смотрела на дорогу, не видя ее, дышала в открытое окно ночной свежестью, смешанной с запахом пыли и, почему-то, апельсинов. А может, апельсинами пахло в мобилере? Монтроз не стал включать музыку, и Маред мельком испытала благодарность за тишину, вот, пожалуй, и все чувства, что у нее остались.

А потом она поняла, что мобилер стоит у обочины дороги, и место ей знакомо: впереди, перечеркнутая серебристой лунной дорожкой, струится река, вода темна, но зыбко-прекрасна, и вокруг покой, о котором можно лишь мечтать. Монтроз молча вышел из мобилера, и Маред, посидев минуту, пошла следом.

Он сидел на толстом бревнышке у кострища, где они в прошлый раз так и не разожгли огонь – из-за боязни Маред, разумеется. И снова повеяло запахом дыма от волос и кожи Монтроза, речной сыростью, страхом и постыдным горячим удовольствием. «Приручение, – подумала Маред отстраненно. – Он меня приручает, как зверька. Воспитывает, приучает к рукам. За хорошее поведение гладит и кормит лакомствами… Но если сейчас хоть пальцем прикоснется – уйду. Вот прямо пешком уйду в город…»

– Идите, искупайтесь, – с непредставимой обыденностью сказал Монтроз, сползая с бревна и растягиваясь на траве лицом к ночному небу. – Полотенца, правда, нет. Поэтому снимайте все – я не буду смотреть. Потом наденете сухое.