Подари мне себя

Может, всё же Шестинский? Да нет. Навряд ли он. Зав бы не раскошелился на такой приятный сюрприз несмотря на то, что вроде бы собирался за мной ухаживать. Ну, по крайней мере, с его слов. Но кроме как завалить меня дежурствами, при этом сговорившись с Николаевой — нашей старшей медсестрой, которая распределяет график выхода на работу, — он ничего не может хорошего мне сделать.

Поэтому точно не Герман Витальевич. Кто угодно, но точно не он.

Оторвавшись от созерцания цветов, от прекрасной синевы, от которых никак не могла оторвать взгляд, я посмотрела на курьера.

— А от кого букет?

Всё же, может быть, есть какая-то записка, или же на словах что передали? Меня это очень интересовало, потому как записки, которую обычно вставляют в цветы, я не нашла. А хотелось бы узнать, кто мой таинственный поклонник, который прислал мне небольшой, но такой красивый букет синих ирисов, получить который в это время года — просто чудо.

Поднесла их к лицу и вдохнула их умопомрачительный запах, прикрыв глаза. Интересно, где они взяли ирисы в зимнюю пору? Хотя сейчас какие только не выращивают цветы, чтобы только продать. Даже те, которые в принципе не растут в холодное время года. Скорее всего, где-то в теплицах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Почему-то подумала о Свободине — стоило только посмотреть на цвет букета. Такого же цвета его глаза.

— Ах да, простите, — воскликнул тут же парень и полез рукой в сумку, что висела у него на плече, и через мгновение вынул оттуда небольшой прямоугольный конвертик. — Вот это просили передать вместе с букетом, — и он протянул мне конверт, в котором, скорей всего, лежала записка.

Я взяла её и, открыв, вынула бумажный прямоугольник. Повертела его, рассматривая с двух сторон, но ничего, никаких записей не нашла. Только потом поняла, что он был сложен вдвое. Развернув его, увидела написанное в середине всего одно слово: “Спасибо”.

И это всё?

Вновь повертела записку, но больше никаких слов на ней не было.

— Молодой человек, это всё? Больше ничего? — я посмотрела на курьера с надеждой, будто он мог знать и сказать мне, кто тот поклонник, от кого пришли эти прекрасные цветы.

Ничего не понимала, что вообще происходит, и кто это, чёрт побери, кто шлёт цветы вместе с запиской с всего одним словом? И при этом даже не подписался. Вот сиди и гадай, кто же это может быть, кто благодарит тебя непонятно за что и дарит при этом такой милый букет ирисов.

— Нет. Больше ничего мне не говорили передать, — покачал головой и пожал плечами, как-то грустно улыбнувшись.

— Сонь, — меня потянули за рукав формы, и я тут же обратила внимание на Лилю, которая, видно, что-то хотела мне сказать.

— Да, что случилось?

Та указала головой вперёд, и я проследила за её взглядом. И тут же наткнулась взглядом на двух мужчин, которые пристально и очень внимательно следили за мной.

В нескольких метрах от нас стоял Герман Витальевич. А позади него Егор Свободин.

Глава 17

Соня

В один миг всё моё тело напрягается до максимума. Нервы натягиваются как тетива лука. А с губ чуть ли не срывается какой-то обречённый вздох.

Что они тут делают? Что он тут делает? Шестинский…

Но я тут же беру себя в руки. Вгоняю ногти в ладони, оставляя отметины на коже, чтобы быстрее прийти в себя и не показать всех своих чувств и эмоций. Не к чему заву их видеть.

Особенно этому человеку, который смотрит так, будто убить меня желает на этом самом месте. Словно я сделала ему что-то такое, отчего меня немедленно нужно сжечь на костре. И всё равно, что вокруг полно народу.

В меня вонзается острой иглой взгляд нашего зава. И даже на таком расстоянии я чувствую, насколько сильно он зол и недоволен, отчего меня всю пробирает до костей.

Захотелось сделать шаг назад, чтобы быть как можно дальше от этого человека.

Его глаза на мгновение опускаются ниже, он смотрит на мои руки, в которых я держу небольшой букетик, что греет мне в эту самую секунду душу. Но тут же мне хочется скрыть от него ирисы. Спрятать у себя за спиной. Словно это что-то ценное и очень сокровенное, а он одним взглядом будто может уничтожить, сломать или запятнать мою драгоценность.

Но сейчас меня совершенно не волнует мой начальник, который — я уверена — ещё отыграется на мне. Это будет потом.

Больше всего меня волнует совсем другое. А точнее — другой. Тот, кто стоит за спиной Шестинского. И как хорошо, что Герман Витальевич его не видит. Который тоже смотрит в мою сторону. Но уже совсем другим взглядом, не желая испепелить, а совсем по-другому, нежели это делает мой начальник.

Свободин смотрит пристально, внимательно, изучающе. С какой-то затаённой нежностью. И я не смею оторвать своих глаз от него, смотрю на него открыто. И вижу всё. И то, что с одной стороны его поддерживает какой-то мужчина, чтобы не упал. Всё-таки у него была тяжелая операция, и ходить самому ему тяжело. А с другой стороны его поддерживает за локоть Дашка и что-то щебечет.

И это мне совсем не нравится.