Подари мне себя до боли (СИ)

— Хорошо, — согласилась Соня, — но у меня тоже будет условие. — Она поднялась над его грудью, вглядываясь в темные радужки глаз, — никаких других телок пока мы… «встречаемся».

— Поторчи-ка секундочку, — он зачем-то прикрыл глаза, замер на несколько секунд, открыл, — я сверился с планом, там никаких телок и не предусматривалось.

Ответ, конечно, не тот, на какой она рассчитывала. Он вроде и ответил, но совсем, как будто, не на то и не так. Уклончиво ушёл, как в боксе.

Ладно. Сейчас Соня сделает вид, что такой ответ ее удовлетворил. Пока. А потом она посмотрит.

Она снова опустила щеку на его грудь и втянула запах его кожи, жалея, что нельзя надышаться им впрок.

— Ну. Теперь твоя очередь, — сказал Макс, запустив пальцы в ее волосы.

— В смысле?

— Я сегодня воплотил одну свою фантазию. Теперь твоя очередь. Говори, чего хочешь.

Соня, как-то, не была готова вот так сразу говорить о том, как собиралась эксплуатировать готовность Моронского к компромиссам. Она ещё ничего не придумала. У неё с фантазией дела обстояли куда хуже.

— А можно вопрос вместо желания?

Макс снова поднял голову, посмотрел на неё, красиво изогнул бровь.

— Странная ты… ну, валяй.

— И ты ответишь честно?

— Я когда-нибудь тебе врал?

Еврейская натура. Никогда не ответит сразу прямо, надо обязательно вопросом на вопрос!

— Кто ты такой, Моронский?

— Обоснуй?

— Ты, как хамелеон. Я не могу понять, где ты — настоящий. Вчера в этом… шафране, — Соню передернуло, — ты вёл себя как… уголовник. Чем ты занимаешься, помимо ресторанного бизнеса?

Повисла пауза. Она уже не решалась смотреть на него. Ждала ответа, слушая размеренный стук его сердца.

— Я — авиатор! — вдруг выдал Макс.

— Кто? — она снова подняла голову и уставилась на него.

— Так у уголовников, как ты выразилась, называют тех, кто таскает контрабас. Я занимаюсь незаконным трафиком оружия, золота, блестящих камушков. Всего того, что нельзя получить по почте.

— Н… наркотики?

— Соня… всего. Сам я к товару даже не прикасаюсь. И не имею к нему отношения. Я предоставляю только свои каналы.

У неё как-то похолодело в солнечном сплетении. Нет, не от страха за себя. Этот холодный спрут, сжимавший желудок своими щупальцами был гостем. В его природе ей придётся ещё разобраться. А пока черепную коробку распирало изнутри от новых вопросов.

— А что на пальцах у тебя? Это поэтому они тебя за своего принимают? И боятся?

— Это еще три вопроса!

— Макс, ну пожалуйста, мне это важно!

— Боятся они не меня, а волыну. Я попал под следствие лет семь назад. По глупости и неопытности наследил. Дело очень серьезно завинтилось. Да и связей тогда у меня было недостаточно. Почти год в изоляторе баланду жрал, там и наблатыкался. Пока адвокаты жопу рвали за мое лавэ. Сошёлся с одним подследственным…

Он замолчал. Чуть отстранил Соню, протянул руку к столику рядом с диваном, взял из пачки сигарету и закурил.

— Подследственный оказался матёрым медвежатником. Который от скуки бил наколки подручными средствами. Я обещал, что когда выйду, вытащу его. — Макс затянулся, выдул дым, — не знаю, наверное, или я был убедителен, или ему не хотелось снова по этапу. Он наколол то, что даёт мне право говорить с ними на одном языке. — Моронский снова затянулся. — Правда, языку пришлось поучиться немного у медвежатника с тремя ходками за спиной. Теперь вот, могу поддержать разговор. С волками жить — по-волчьи выть, Соня.

Она молчала, переваривая информацию.

— Ты его вытащил в итоге?

— Конечно. Он в завязке с тех пор. Служит у меня завхозом, наслаждается волей, — он снова поднёс сигарету к губам, — трахает Клаву.

Соня молчала. На языке крутился следующий вопрос, но она не знала, стоит ли его задавать. В итоге, решила что он все равно, рано или поздно, сорвётся с языка.

— Зачем тебе это? Я имею ввиду, хождение по краю, опасные заигрывания с криминальным миром? Ты же… успешный ресторатор…

Он докурил, затушил сигарету, снова откинулся на подушки дивана.

— Рестораны — это хобби. Не был бы я… авиатором, не было бы их. Все взаимосвязано. Чтобы обеспечивать трафик, нужны связи. Чтобы были связи, нужен «Порок». Богатые влиятельные дяди очень любят нестандартные элитные развлечения. «Порок» даёт им это. Для многих это уже вопрос престижа. Поэтому, за право быть членом общества избранных они душу мне продадут, не говоря уже о некоторых своих секретных контактах.

Макс зевнул. Посмотрел на часы.

— Начальник, три часа ночи! Ещё вопросы будут?

— Последний. Тебе не бывает страшно жить вне закона? Так ведь нельзя?

— Соня, страшно тем, кто не живет, нельзя тем, кто спрашивает. — он поднялся, сел, обхватил пальцами ее подбородок, заглянул в глаза, — А я тебе наговорил столько, что мне теперь придётся взять тебя в заложницы и держать у себя, не вынимая член из твоего рта.

Соня опять с трудом смогла проглотить, ставший уже привычной реакцией на его слова, комок в горле.

Моронский почти касался ее губ своими, но целовать не спешил. Просто дышал табаком и мятой в приоткрытый рот.