Подари мне себя до боли (СИ)

Из колонки звучала единственная песня, которую Соня могла слушать. Она была на повторе уже раз двухсотый — «Monsters in your head» Kari Kimmel. Нет, она больше не вызывала у неё слез. Они закончились. Только какая-то грусть и нежность осталась. Необъяснимая.

Соня сидела на подоконнике, прижавшись лбом к оконному стеклу и равнодушно смотрела на улицу. Непривычно теплый май сегодня заканчивался, передавая эстафету настоящему лету. Небо розовело в лучах заходящего солнца, облака, как золотая сахарная вата медленно плыли по нему. Завтра, наверное, будет жарко. По-настоящему. Однако, долгожданное лето, которое всегда так вдохновляло Соню, теперь почему-то не радовало. Именно накануне первого летнего дня Соня всегда находилась в приподнятом настроении, ей казалось, что вся жизнь впереди и завтра обязательно произойдёт что-то потрясающее, хорошее, что-то такое, что она запомнит на всю жизнь. А сейчас, впервые, у неё было ощущение, что лето закончилось досрочно. Единственный «летний» месяц, и то не весь целиком, а всего несколько его недель, уходит вместе с этим сумасшедшим маем. Самым сложным, но самым ярким в ее жизни. А дальше, вопреки календарю, вечная осень. Дождь. Сырость и серость.

Соня знала, что мама места себе не находит, пока ее дочь вот так, закрывшись у себя в комнате, сидит и бесконечно слушает одну и ту же мелодию. Но она решила проводить этот май, выстрадать его целиком. Выжать всю боль до капли. Высушить необъяснимую тоску по чему-то не сбывшемуся. Сегодня можно. Завтра — всё. Она больше не будет вспоминать. Завтра начнётся новая старая жизнь.

В дверь осторожно постучала мама.

— Соня, там телефон. Нелли звонит. Ты подойдёшь?

— Да, мам, сейчас.

Вылезать из своего кокона не хотелось. До конца мая ещё 7 часов можно было слушать «монстров в ее голове», заглушая песней внутренний спор разума и чувств. Но Нелька — это святое. Тем более, она уже на домашний звонит, а это значит, если Соня не соизволит поговорить, Корнеева припрётся к ней домой.

— Ну привет, пропащая! — услышала она в трубке. — Ты чего там? Вера Александровна говорит, ты в комнате закрылась, не выходишь?

— Она вечно всё преувеличивает. Ты же её знаешь.

— Отлично знаю. Поэтому и переживаю. Ты давай, завязывай нас пугать! Сколько можно?! — щебетала Корнеева.

— Я в порядке, — Соня попыталась придать голосу бодрости. Получилось не очень.

— В общем так! — тоном, от которого не приходилось ждать ничего хорошего, начала Нелька. — Вытри сопли! Знаю, что ты сейчас будешь на меня орать, но в субботу у тебя свидание!

— В смысле? — опешила Соня и зачем-то посмотрела на зажатую в руке телефонную трубку.

— В коромысле! В прямом.

— С кем? Ты в уме?

— Ну, короче, тут такое дело… не злись только — заговорила Нелька уже тише и не так уверенно, как начала, — парень, симпатичный, высокий. Брюнет, как ты любишь, — здесь она хихикнула, а Соня пожалела, что не может стукнуть подругу, — двадцать восемь лет, айтишник, но вообще не задрот. Адекватный вполне. Не дурак. И не мудак вроде…

— Вроде? — Соня начинала злиться. Все же это было лучше, чем грустить. — Сама тогда с ним и иди на свидание!

— Я б с удовольствием, но не могу, — вздохнула Нелли, — он же с тобой переписывался.

— Чего??? Как это?

Корнеева опять вздохнула.

— Я… в общем, от твоего имени создала на тиндере страницу с твоей фоткой, ну которая на звонке у меня стоит, — быстро затараторила Нелька, чтобы не дать опомниться подруге.

— Ты рехнулась? — Соня даже присела на трюмо.

— Ой, кто рехнулся-то? — парировала подруга. — Это ты закрылась в комнате, песенки там слушаешь. Как будто тебе четырнадцать, а не двадцать четыре! Отвлекись уже от дум о своём Моронском.

— Он не мой! — Тихо буркнула Соня.

— Тем более! — Корнеева давила в открытую! — Сделай мне подарок на днюху, пожалуйста, сходи с ним на свидание. Ну, что от тебя убудет? — И добавила: — Парень классный! Зуб даю.

— Корнеева! У тебя день рождения в декабре!

— Я зачту! — горячо выпалила Нелька, видимо чувствуя, что может дожать Соню. — Орлова, ну пожалуйста, сходи, а! Ну зря я его три дня динамила?

— А тебя просили? — нет, не на ту напала, Соня так легко не сдаётся. — Делай теперь с этим классным парнем сама, что хочешь! И впредь от моего имени больше ни с кем не флиртуй!

— Лааадно… — мстительно протянула Корнеева, — попробуем по-другому. Если ты не пойдёшь, я отправлюсь в офис к Моронскому, лягу под дверью в его кабинет и буду петь «Шумел камыш, деревья гнулись». А когда он меня спросит, что значит сей перформанс, я ему расскажу, как ты там сидишь взаперти. Думаю, ему интересно будет послушать!

И ведь пойдёт, зараза! Соня ее хорошо знала! Она в институте на спор кактус съела. Так что, заявиться к Моронскому и спеть ей ничего не стоит.

Соня тяжело вздохнула.

— Знать бы, что я такого сделала в прошлой жизни, если в этой у меня одна единственная подруга и та — подлая шантажистка!

— Ты потом ещё спасибо мне скажешь, дуреха!

Что-то подсказывало Соне, что вряд ли.

— Как зовут хоть кавалера?

— Вадим.

***

Моронский слышал, как на телефон пришло сообщение. Но посмотреть в данный момент не мог.