Подари мне семью

– Идеальный мужчина. И кредитная история у него такая же идеальная.

– Что?

– Но он так и не поладил с Митей.

Проглотив десяток едких комментариев в адрес Павла, я трусливо прикрываюсь медвежонком, хоть дело вовсе не в нем, а во мне. Это меня не торкает в присутствии Паши. Кровь не несется по венам на бешеной скорости. Сердце не подпрыгивает к горлу и не разбухает там до невероятных размеров. Пальцы ног не поджимаются.

– Поладит. Дай ему немного времени.

– Не хочу, мам.

Произношу негромко, но твердо. Не планирую ни на шаг сдвигаться с занятых позиций. Наши с Павлом отношения на паузе. И, чем больше я думаю о новом свидании, тем сильнее мне хочется поставить точку в этом романе.

Не давать никому лишних надежд. Не питать иллюзий. Не использовать не виноватого ни в чем Пашу, как пластырь, наклеенный на не до конца зарубцевавшуюся рану.

– Опять дуришь? Ждешь, что Лебедев кинется разводиться и к тебе прибежит, раз узнал о сыне?

– Мама!

– Что, мама?

– Никита здесь не причем.

– Конечно.

Скептически выдыхает мама и продолжает готовить в кромешной тягостной тишине. Я же торопливо заканчиваю с завтраком, мою тарелку и ретируюсь в душ. Чтобы там встать под прохладные струи воды и смыть с себя весь сумбур, туманящий рассудок.

Пока я ожесточенно тру кожу полотенцем и скручиваю непослушные волосы в тугой жгут, Митя успевает проснуться, налопаться блинов со сметаной и поблагодарить бабушку. Выскочив в коридор, он радостно подпрыгивает и утаскивает меня во двор.

– И все-таки классно, что я столкнулся с Ванькой на тренировке. В школу ходить не надо.

Устроившись рядом со мной в гамаке, натянутом между двух яблонь, заговорщическим шепотом сообщает сын. Я же прячу лукавую улыбку и отрешенно растрепываю его отросшую шевелюру.

Не ругаюсь и не читаю нотаций о том, что нельзя пропускать занятия. Пусть наслаждается беззаботным детством – повзрослеть он всегда успеет.

Болтая обо всяких мелочах с медвежонком, я не замечаю, как пролетает несколько часов и солнце методично приближается к зениту. Дышу полной грудью, наслаждаюсь внеплановым выходным и еле уловимо вздрагиваю, когда вибрирует лежащий рядом телефон.

Отчего-то волна озноба прокатывается вдоль позвоночника. Мурашки организуют бравурный марш. Кровь приливает к щекам.

Так мой организм реагирует на вторжение Лебедева.

Никита: Привет. Как дела? Как Митя?

Кира: Привет. Он в порядке, спасибо.

Никита: Я приеду после шести?

Кира: Нет.

Никита: Маришка по тебе скучает. Спрашивает, когда ты придешь к нам в гости. Ты же не сможешь отказать ребенку?

Кира: Это нечестно, Лебедев.

Нажимаю «отправить сообщение» и никак не могу унять дрожь, поселившуюся на кончиках пальцев. Лихорадочный блеск глаз тоже не получается стереть. Вон даже медвежонок замечает произошедшие со мной изменения.

– Мам, ты покраснела, все хорошо?

– Все в порядке, сынок. Просто немного душно.

Прижимаю Митю к себе и жадно тяну носом воздух. Пытаюсь насытить легкие кислородом и начать трезво рассуждать. Только паника не желает отступать. Липкими щупальцами опутывает мое тело и тянет энергию изнутри.

Что, если медвежонок возненавидит меня за то, что я скрыла правду о его отце? Что, если никогда не простит?

Как махровый мазохист, я медленно но верно убиваю себя этими вопросами. На негнущихся ногах бреду за Митей в дом и ненадолго запираюсь в ванной, залипая на собственное отражение. Из зеркала на меня смотрит взволнованная девчонка с искусанными губами и неровными свекольными пятнами, прилипшими к коже.

– Он поймет. Он умный, взрослый, чуткий. Он все обязательно поймет.

Повторяю несколько раз эту незатейливую мантру прежде, чем вернуться к маме с Митей. Делаю несколько глубоких выдохов, проскальзываю в кухню и спешу занять чем-то руки. Помогаю накрыть на стол, заправляю салат из помидоров и огурцов сметаной, разливаю по тарелкам уху.

Вокруг все такое привычное и родное. Серые полотенца с золотистыми мишками, вышитыми внизу. Веселый сервиз лимонного цвета. Ажурные занавески, сквозь которые в комнату попадает много света. Часы в форме винтажного велосипеда на стене.

Только я теперь другая. Обыденные вещи не приносят покоя. Стандартная схема не срабатывает. А близкие люди и вовсе воспринимаются, как агрессивные раздражители.

– Хоккей – один из самых травмоопасных видов спорта, – облокотившись на спинку кресла, заводит любимую шарманку мама, вынуждая нас с Митей синхронно выпрямиться и, как по команде, вцепиться в ложки.

Раз или два в месяц она завязывает подобный разговор, и сейчас у нее есть весомый повод, чтобы попытаться прогнуть свою линию.

– Кира, дочка, ты ведь знаешь, что спортсмены регулярно получают повреждения? По статистике, приведенной НХЛ, между прочим, у семи из десяти профессиональных спортсменов не хватает хотя бы одного зуба на линии улыбки.

– Мам, никто не делает из Мити второго Овечкина или Малкина.