Подари себе рай (Действо 3)

Он взял наугад одну из трубок. К его великому удивлению это был прямой городской телефон. "У него и такой был! - это никак не укладывалось в его голове. - Зачем? С кем он говорил по нему? Кто ему звонил?" Резко бросил в трубку: "Да!" И услышал, узнал голос: "Никита, это я, Маша. Этот номер мне дал твой помощник. Извини, если не вовремя". Наступила пауза, которую он прервал: "Говори, я слушаю". "Наша семья поздравляет тебя с высоким назначением, - делая вид, что она не поняла всей грубости и нелюбезности его тона, продолжала Маша.- Завтра день рождения Алеши. Ты его знаешь с пеленок, собственно это он попросил меня позвонить и пригласить тебя к нам на любимые Иваном, Сергеем и тобой вареники". И была еще одна пауза, и вновь он ее прекратил:

- За поздравления спасибо. Приехать не смогу. Oрги, я имею в виду организационные мероприятия, в самом разгаре. Вконец замучили. Так что... и он медленно опустил трубку на рычаг. Иван, Сергей, Маша, Алеша... Это не прошлое, это давно забытое позапрошлое время. На земле - четыре с половиной миллиарда двуногих. И у каждого своя дорога, своя судьба, своя Голгофа. Его, Никиты - Партия, Власть, Держава. Увы, на посещения никак не связанных с этим мероприятий у него нет ни часа, ни минуты, ни секунды. Ни секунды...

Вещий сон

Мартовские сумерки осторожно вползли в кабинет сквозь окна серо-синей мглой. В последние дни Никита спал по три-четыре часа. И теперь, впервые за всю свою жизнь, он сидел совершенно бездумно, опустошенный похоронными и постпохоронными заботами. Всегда такой активный, живой, деятельный, он с четверть часа недвижно наблюдал за мерно качавшимся маятником настенного "Павла Бурэ", пока его вконец не сморил сон. Невероятные картинки, которые сам Никита, проснувшись, назовёт "бредовыми кошмарами", мелькают - одна пространно, другая скомканно - кадрами фильмов-премьер.

25 июня 1953 года. В зале заседаний Совета Министров в Кремле идет заседание президиума ЦК. Маленков предоставляет слово Хрущеву. Тот обвиняет Берию в службе в мусаватистской контрразведке в Баку; в антирусской направленности национальной политики в республиках; в предложении отказа от строительства социализма в ГДР; в отказе запретить произвол, чинимый органами МГБ и МВД. Все, кроме Микояна, поддерживают Никиту. Маршал Жуков, генерал Москаленко и другие военные арестовывают Берию. Через полгода его расстреляют, а труп сожгут. Несколько дней спустя беседуют Хрущев и Маленков.

Хрущев: - Теперь можно вздохнуть полегче. Этот мингрел собирался лишить нас не только власти, но и жизни.

Маленков: - Думаешь, мы правильно поступили? Может быть, разумнее и гуманнее было бы предложение Микояна сохранить ему жизнь и дать работу поменьше?

Хрущев: - Разумнее! Гуманнее! Ты не хуже меня знаешь, что мы все у него были вот где (сжимает два кулака, потрясает ими в воздухе). Уж он-то и тебя и меня шлепнул бы с великим удовольствием. И не моргнул бы глазом. А главное - делить власть - и с кем? С мингрельским бандитом? Ты меня плохо знаешь!...

Февраль 1955 года.

Маленков: - Тебе что - мешает мой авторитет в партии и стране?

Хрущев: - Твой "авторитет" в тех компроматах на тебя, которые я обнаружил в сейфе Берии полтора года назад.

Маленков: - Шантажируешь?

Хрущев: - По-товарищески предупреждаю.

Маленков: - Чего же ты хочешь?

Хрущев: - Наш любимый вождь Иосиф Виссарионович, помнится, говорил: "Россия по историческому складу и характеру народа страна самодержавная. Ею должен править один человек".

Маленков: - Но кто-то же должен сидеть на Совмине? Или ты собираешься сесть на оба стула?

Хрущев: - Пока посидит Булганин. А ты будешь у него в замах. Как? Не возражаешь?

Маленков: - А что - у меня есть выбор?

Хрущев: - Давай без обид. Вдвоем с тобой мне тесно. Я задумал широкие реформы и не хочу терять время на бесчисленные согласования, подгонки, притирки. А у тебя с колхозниками получается, тебя они хвалят. Вот и займись деревней.

Февраль 1956 года. На XX съезде Никита запальчиво, гневно, грозно обрушивает на головы потрясенных делегатов свой доклад о культе личности Сталина. По ходу доклада выкрик из зала: "А вы, Хрущев, где были?" "Встаньте, кто задал этот вопрос!" - возвращает крик в зал Никита. Делает это повторно. Зал молчит. "Вот там и мы были!" - с удовлетворение констатирует Никита. Начинается брожение во всех компартиях мира. Взорвана бомба под фундаментом Социалистического Содружества.

Тольяти: - Ты топишь Бриллиантовый Крест Надежды человечества в бочке с дерьмом.

Хрущев: - Когда-то нужно было сказать правду.

Тольяти: - Я сам слышал от Сталина рассказ о твоем сыне Леониде. Правда, основанная на мести, оборачивается страшной ложью. Перечеркивается даже святое.

Хрущев: - Например?

Тольяти: - Да хотя бы то, что - как ты заявил - "Он якобы ни разу не выезжал на фронты". Вообще, выходит и победа в войне, и превращение лапотно-ситцевой России в великую индустриальную державу - все это вопреки Сталину?

Хрущев: - Конечно, вопреки. Партия, народ побеждают!