Кристофер и рад бы последовать примеру друга, но еще в прошлом году обнаружил у себя нечто вроде странного заболевания. Его, казалось, ничто на свете не интересовало, не было мило, не привлекало внимания. Он устал. Смертельно устал, и эта вселенская хандра тяжким грузом повисла у него на плечах. Он словно состарился прежде времени. Родители умерли, когда он был совсем молод, воспитывали юношу опекун и слуги, которые, возможно, и привили ему несколько необычный взгляд на вещи, явно отличный от воззрений тогдашнего общества. Он отчего-то не находил забавными те мелочи, которыми забавлялись его приятели. Более того, у него вообще последнее время не было причин для веселья.
— Возможно, ты прав, Дэвид, но все зависит от времени и желания, — нехотя обронил он.
— По-моему, времени у тебя достаточно, — возразил Уолтер. — Значит, желания не хватает.
— Совершенно верно, — многозначительно подчеркнул Кристофер, надеясь, что дискуссия на этом закончится, и, полный решимости отделаться от докучливых приятелей, откровенно объявил:
— Ну, теперь, друзья, извините меня, дело не ждет. Мне хотелось бы вернуться в Лондон еще до осени. Займитесь чем-нибудь и оставьте нас.
Поскольку до осени был еще добрый месяц, сарказм был замечен и по достоинству оценен, и молодые джентльмены, обменявшись скорбными взглядами, снова принялись судачить. Но как только Кристофер опустил глаза в книгу и принялся изучать следующую запись, возникший на пороге дворецкий объявил о приходе незваных посетителей из Хаверс-Тауна. Ими оказались мэр, преподобный Биггс и мистер Стенли, старейший советник магистрата. В последний раз они являлись в Хаверстон, чтобы приветствовать нового соседа. С тех пор он никого из них не видел. Странно, что могло привести их сюда, да еще так поздно?
Однако долго гадать не пришлось. Троица сразу же перешла к цели своего визита.
— Сегодня случилось настоящее нашествие на наш мирный город, лорд Мэлори.
— Шайка безбожных воров и нераскаянных грешников наводнила улицы, — с крайним негодованием добавил преподобный Биггс.
— А что, безбожные воры чем-то отличаются от благочестивых? — ехидно осведомился Уолтер. Однако до святого отца сарказм не дошел.
— Все язычники — воры и разбойники, милорд, — сухо сообщил он.
Дэвида, однако, более заинтересовало упоминание о грехе.
— А чем они грешат? Может… Кристофер, раздраженный очередным несвоевременным вмешательством, неприветливо пробурчал:
— А при чем тут я? Почему не прикажете попросту их арестовать?
— Потому что никому не удалось схватить их за руку. Они весьма хитры, эти бесстыдники. Кристофер нетерпеливо отмахнулся:
— Как мэр, вы имеете право приказать им покинуть город, так что не вижу причин тревожиться.
— Но цыгане не ночуют в городе, лорд Мэлори, они разбили табор на ваших землях, над которыми у нас нет власти.
— Цыгане! Ах, этот грех, — ухмыльнулся Дэвид, заработав неодобрительный взгляд священника.
— Итак, насколько я понял, вы просите, чтобы я велел им уйти? — сообразил наконец Кристофер.
— Ну разумеется, Кит. Мы с Уолтером тебе поможем. Нельзя же оставлять старого друга в беде, верно? Нам подобное в голову бы не пришло!
Кристофер воздел руки к небу. Святой Боже, приятели наконец нашли желанное развлечение и, судя по виду обоих, готовы пуститься во все тяжкие.
Глава 13
— Никогда еще не видела столько женатых мужчин в одном маленьком городе! — с отвращением объявила Анастасия, садясь у костра рядом с бабкой. Наступила ночь, и ноги девушки гудели от усталости. — Подумать только, в таком милом местечке совсем нет холостых парней! Либо слишком старые, либо совсем мальчишки, или уж очень неподходящие!
— Ни одного? — удивилась Мария.
— Ни единого.
Мария задумчиво свела брови, прежде чем спросить:
— Что значит неподходящие?
— Из тех, кто ни за что бы не поверил, что я способна влюбиться в них.
— Верно, — вздохнула Мария, — такие не годятся. Сегодня же скажу Ивану, что нужно двигаться дальше. Он не спросит почему. Может, повезет в следующем городе.
— А я-то думала, что ты не захочешь покинуть ту мирную полянку, которую нашла и где завещала себя похоронить.
— Значит, поищу такое же чудесное местечко у дороги. Не волнуйся за меня, дитя мое, я продержусь до твоей свадьбы — на это воли у меня хватит, разумеется, при условии, что ты выйдешь замуж на этой неделе.
Плечи Анастасии уныло поникли. Она обещала себе, что не станет плакать. Если бабушка действительно страдает от боли и бремени лет, со стороны внучки будет непростительным эгоизмом и себялюбием удерживать ее среди живых лишь потому, что без любви и поддержки Марии она останется совершенно одна на этой земле.
Время летело со сказочной быстротой. Ей так много хотелось сказать взрастившей ее женщине, за столько милостей поблагодарить! Но Анастасия не находила слов, чтобы выразить обуревавшие ее чувства, разве только…
— Я люблю тебя, бабушка.
Лицо Марии озарилось почти неземной улыбкой.