То, что случилось, было более чем возмутительным. Как она ошиблась в нем, как горько ошиблась, позволив чувствам взять верх над разумом! Она не должна была открывать перед ним сердце… по крайней мере пока. И вообще, при чем тут сердце? Разве стоит так убиваться оттого, что сама мысль о женитьбе на цыганке ему противна? Кроме того, ей с самого начала было известно, что он думает по этому поводу… когда не пьян, разумеется. Только напившись до одурения, он, как ни странно, становился куда более человечным, и тогда ничто, никакие препятствия не могли встать на пути его желаний и, уж конечно, не дурацкое «просто неслыханно». Он готов был смести все преграды ради того, чтобы заманить ее в постель, а потом…
Ничего не видя вокруг, Анастасия, ведомая каким-то сверхъестественным чутьем, добралась до табора, слишком униженная и оскорбленная, чтобы обратить внимание на Николая. Тот давно поджидал пропавшую невесту и сейчас, видя, что та и не думает его замечать, догнал девушку и резко дернул за руку, развернув к себе лицом. Опять синяки останутся… ну и пусть. Теперь ей все равно. Она привыкла, что прикосновения жениха причиняют одни страдания. — Где ты провела ночь? — прошипел он. Самым мудрым выходом было бы солгать, особенно еще и потому, что он так и кипел от ярости, но чувства девушки и без того были в таком смятении, что в душе подняла уродливую головку змея открытого неповиновения. Кроме того, Анастасия, как всегда при виде Николая, ощутила лишь брезгливое отвращение и ничего более. Гордо вскинув подбородок, она вызывающе бросила:
— Со своим мужем.
Пощечина оказалась не такой уж неожиданностью. По мнению обоих, вполне заслуженным наказанием. Даже сила удара, кинувшая ее на землю, была более чем обычной для такого зверя. Анастасия откинула волосы с лица и с ненавистью уставилась на цыгана.
— Кажется, ты плохо расслышал, Нико. Я была со своим мужем, гаджо, с которым обвенчалась прошлой ночью, гаджо, который позаботится о том, чтобы ты окончил дни свои в английской тюрьме, если еще раз хоть пальцем меня тронешь!
Как она и надеялась, Николай нерешительно попятился и даже слегка побледнел при упоминании о тюрьме, которая для цыган была хуже смерти. Эти люди не терпели ни замков, ни тюремщиков и мгновенно увядали в неволе, как цветы без корней. Однако он все еще сомневался в ее словах, имея для этого все основания.
— Ты обещана мне! — напомнил он наконец. — И не посмела бы выйти за другого! Врешь ты все, подлая тварь, и я тебе так исполосую спину, год не встанешь!
— Попробуй только! И потом, я тебе ничего не обещала! Ни тогда, ни теперь! Ничего, слышишь? И будь я тогда постарше, в жизни не согласилась бы принадлежать тебе, Нико! Ты для меня — пустое место, и будь ты даже единственным мужчиной на земле, никогда бы не выбрала столь ненавистного мне человека! Ненавижу тебя, ненавижу, и ты прекрасно это знаешь! Вместо этого я нашла любовь, настоящую любовь, которая неведома тебе подобным!
Несмотря на угрозы, он снова ударил бы ее, но она еще лежала на земле, вне его досягаемости. Кроме того, на крики начали сбегаться любопытные. Правда, они побаивались подходить ближе, но все в таборе навострили уши и не пропускали ни единого слова, все, даже Иван и Мария, единственная, кто смело ковылял к молодым людям так быстро, насколько позволяли старые кости. Обычно стычки Анастасии с Николаем оставались ею незамеченными — девушка опасалась плакать, боясь расстроить бабушку, — и сейчас старуха, доведенная до белого каления, спешила на защиту внучки. Краем глаза заметив ее приближение, Николай оцепенел. Среди цыган не было ни одного, кто бы не побаивался Марии. Даже его отец трепетал перед старой ведьмой. Ее предсказания бывали слишком точны, а проклятия разили наповал. И, что важнее всего, старуха была их счастливым талисманом. Ни один даже самый смелый дурак не рискует обидеть ту, что приносит удачу.
Но сейчас он был слишком взбешен, чтобы помнить обо всем этом, и предостерегающе поднял руку, словно пытаясь ее остановить:
— Уходи, старуха. Это тебя не касается. Вместо ответа она швырнула ему в лицо золотые монеты. Все попали в цель, каждая ударила в разное место, и будто десяток пчел одновременно ужалил его. Невероятно, чтобы столь слабая женщина оказалась способной так больно ранить!
— Вот выкуп за невесту! Возвращаю! — презрительно сплюнула Мария. — Моя внучка более ничем с тобой не связана, просто чужая женщина, и впредь ты станешь обращаться с ней как с посторонней. И держи свои лапы подальше от нее! Заглядывайся на кого другого!
— Ты не можешь сделать этого! — прорычал он.
— Все кончено. Даже если бы она и хотела тебя, я ни за что не допустила бы этого брака! Ты прирожденный негодяй и недостоин последней собаки, не то что такой красавицы. Мне искренне жаль твоего отца! Подумать только, единственный сын! Иметь такого? Уж лучше удавиться!
— Твои слова острее кинжалов, Мария, — вскинулся Иван, подбегая к ним. — Понимаю, что в тебе говорит гнев, но все же…