Ястон раздвинул мои ноги чуть шире и, глядя мне в глаза, толкнулся внутрь. Из моей груди вырвался невольный всхлип. Слишком невыносимыми и острыми были ощущения. Мужчина припал к моим губам в страстном поцелуе. Потом он вышел и снова погрузился в моё тело, проникая глубже. А потом ещё и ещё, пока не вошёл полностью. И я задохнулась от чувства даже не наполненности, а переполненности. Ястон замер, давая мне привыкнуть к нему, пережить легкий дискомфорт от вторжения. Я шевельнула бёдрами, жаждущая продолжения, и он начал двигаться. Первые несколько движений были осторожными, а потом начал двигаться в бешеном темпе. Толчки его были быстрыми, мощными, беспощадными. Он вколачивался в меня, до боли сжимая бедра и грудь, оставляя поцелуи-укусы. Клеймил, давая выход своей страсти. Но и я не отставала от мужчины. Прикусывала кожу, царапала спину и грудь, тонула в огненном сумасшествии страсти. Наше частое дыхание, мои стоны, его полустоны, полурыки смешались воедино. Не было больше меня или его, мы стали единым организмом с единым дыханием, сердцем, разумом. А потом наступил момент моей погибели. Задрожав всем телом, Ястон чуть запрокинул голову назад и издал утробный громкий стон. Меня ошпарило изнутри, и я взорвалась, разлетаясь на миллиарды осколков, закричала, оповещая Вселенную о своём счастье.
В себя я пришла распластанной на крепком горячем теле, со смущением осознавая, что он ещё во мне. Приподняв кончиками пальцев мой подбородок, Ястон поцеловал меня настолько нежно, что невольно защемило что-то в груди. Словно лаской он пытался попросить прощение за несдержанность. И я отвечала ему, наслаждаясь горячими объятиями, которые дарили наслаждение и покой.
Его член во мне снова восстал и моё тело ответило на призыв мужчины. В этот раз всё было медленно. Мужчина неспешно, с нежностью ласкал и изучал моё тело. Толчки его были неторопливыми, тягуче-сладостными. Ощущения были другими. Нет, не хуже, просто иными. Правда итог был тот же — умопомрачительный оргазм, лишающий рассудка.
За эту ночь мы были близки несколько раз, чередуя безумие страсти с выворачивающей душу нежностью. Мы отдавались друг другу снова и снова, без лишних слов, полностью растворяясь в друг дружке. Точно я знала только одно — никогда я не пожалею об этой ночи. В объятиях Ястона я познала, что значит истинное наслаждение. Он был великолепным любовником: выносливым, страстным и нежным одновременно. Он покорял, подчинял, клеймил, и вместе с тем поклонялся, отдавая себя без остатка. И пусть эта ночь никогда не повторится, я пронесу воспоминания о ней до самой старости, как нечто драгоценное, личное, только моё.
***
— Наконец-то ты моя, — прошептал Ястон, когда мы в изнеможении прижались к друг другу влажными, дрожащими телами. — Я уже и не надеялся. Теперь я обязательно вернусь, потому что меня будешь ждать ты. Мы уедем на Эриот, где родятся наши дети, о которых мы будем заботиться все сообща.
Слова Ястона подействовали на меня, как ушат ледяной воды. От ленивой неги не осталось и следа. Вселенная! Неужели он решил, что я дала согласие стать его, как там… детородной самкой? Возникшее недоразумение попахивало катастрофой.
— Ястон, — произнесла я, глядя ему в глаза, попутно завернувшись в простыню и выискивая свою одежду, — боюсь, ты меня не так понял.
— В смысле? — сел эр на кровати, ничуть не стесняясь своей наготы.
— Произошедшее сейчас ничего не значит. То есть значит. Это было чудесно, но… — я отчаянно путалась в словах, силясь объясниться, — Я не поеду с тобой на Эриот и не буду рожать никаких детей.
Эр мгновенно потемнел лицом. Глаза сверкнули холодным блеском, кулаки сжались.
— Но ты сама пришла ко мне! — воскликнул он. — Ты позволила мне не просто познать твоё тело, а приняла моё семя! А теперь заявляешь, что это ничего не значит и принадлежать мне отказываешься?
Он был зол и растерян. Меня обухом по голове шарахнуло, насколько разное значение мы вкладывали в эту ночь. Как сильно отличаются традиции и устои наших рас. Если для меня это была ночь волшебства, которую я хотела пронести в воспоминаниях сквозь годы. Способ познать хоть недолгое, но счастье; то Ястон вкладывал в неё совсем иной смысл. Он воспринимал её как покорное согласие принадлежать ему, жить в его гареме в роли инкубатора. Как бы горько не было, но ничего не изменилось. Взаимопонимание у нас по прежнему на нуле. И это убивало. Наполняло душу холодом и тоской.
— Это просто секс, — сказала я, ненавидя себя за то, что опошляю произошедшее этим словом. — Нам было хорошо вместе, но на этом всё. Я никогда не соглашусь жить в гареме и делить своего мужчину с толпой других женщин. Для меня немыслимо, совершенно неприемлемо.
— Так все живут, — возразил Ястон.
— Эры — да, но не люди, — с этими словами я выскочила за дверь.