Вернувшись из душа, Алекс застал на огромном дубовом столе мерцающие свечи, огни которых отражались в хрустале бокалов и рюмок: стройными шейками тянулись вверх бутылки вина, призывно леденел запотелый графин с водкой. В качестве закуски имелась черная икра и живые устрицы, неизвестно как в это время суток добытые Сотовым. Свежие овощи и зелень служили гарниром к горячим отбивным; рядом красовалось серебряное блюдо с клубникой – на десерт. Чуть поодаль Сотов поставил коробку гаванских сигар.
– Господи, наконец я смогу поесть достойно буржуя, чей годовой доход превышает несколько миллионов, – рассмеялся Алекс, усаживаясь.
– Хочешь, чтобы я сел за стол с тобой?
– А иначе зачем весь этот пир? Я же сказал, дядя Семен, что хочу вместе поужинать. Если тебе не нравиться, можешь взять миску и устраиваться на ковре, как старый преданный пес. Это будет так трогательно.
– Не иронизируй, Сашка. Сотов знает свое место и может поесть на кухне. Но если ты приглашаешь, не откажусь.
– Присаживайся. Теперь я хоть знаю вечернее меню деда.
– Иван Алексеевич тоже пиры не часто себе позволял. Обычно перехватит стоя, как жеребец в упряжке. Вот и помер, дуралей.
– Давай помянем его, – предложил Алекс. – Он прожил свое так, как хотел, и я им горжусь.
Мужчины молча выпили и закусили. Семен Григорьевич вопросительно посмотрел на молодого хозяина, тот кивнул, и Сотов наполнил рюмки снова.
– Дядя Семен, я завтра собираюсь в Россию. Думал, ты со мной полетишь. Билеты уже есть.
Семен Григорьевич поперхнулся зеленью и надолго закашлялся.
– Я – в Россию? – наконец проговорил он, вытирая салфеткой побагровевшее лицо.
– Могу, конечно, взять с собой Линду Кели. Она сильно напрашивалась в поездку, но я предпочел бы лететь с тобой.
– Старый я дурень. – На глазах работника выступили слезы. – Решил, что Сашка про меня совсем забыл. А он меня в Россию зовет.
– А ты, дядя Семен, удивил меня своим желанием покинуть дом. Дед в посмертном письме пишет, что ты ему человек близкий и я могу на тебя полагаться. Что же произошло? Плачу тебе мало? Я же не знаю, сколько ты хочешь. Мы не успели об этом договориться.
– Щенок ты еще, Сашка. Я у деда никакой зарплаты не брал, долг отрабатывал. Я Ивану Алексеевичу по гроб жизни обязан.
– Так поедешь со мной в Россию?
– Сашка, да если я тебе нужен, я за тобой на край света поползу. А в Россию и подавно. У меня там сын… Ешь отбивную, остынет. Или лучше дай, я пойду разогрею. – Сотов схватил тарелки и быстро вышел. Алекс понял, что Семен Григорьевич старается скрыть слезы, и не стал его удерживать.
«Странный мужик дядя Семен, – подумал он. – Интересно, что же его связывало с дедом, если он даже зарплаты не брал. Теперь еще выясняется, что у него сын в России».
Но в тот вечер Сотов так и не открыл тайны знакомства со Слободски-старшим. Алекс не настаивал, а Семен Григорьевич не разговорился. Под клубнику они еще выпили вина, а потом выкурили у камина по сигаре.
– Где тебе стелить, Сашка? Может, в спальню дедушки переберешься?
– Нет, дядя Семен. Я привык к своему чердаку. Пусть все останется как есть. Буди меня пораньше, к двум нам в аэропорт. А до этого надо еще визы получить.
– Ты, Сашка, уверен, что русские бюрократы сразу выдадут тебе визы?
– Моя секретарша обо всем договорилась. Чиновники тоже люди и хотят кушать. Больше вопросов нет?
– Нет, Сашка.
– А ты знаешь, что нам предстоит сделать в России?
– Знаю. Ты за царевой бумагой едешь. Иван Алексеевич мне всю эту историю давно рассказал. Узнал, у кого эта бумажка?
– Пока нет. Где-то в Екатеринбурге. На месте разберемся. Я сегодня странное письмо по электронной почте получил.
– От кого, от Зелена?
– Ты и про него знаешь? – удивился Алекс.
– Я же сказал, Иван Алексеевич меня в курс ввел. Он меня хотел и в Москву отправить, а потом передумал. Но ты про письмо начал…
– Михаил Зелен пишет, что старика, у которого мог находиться документ, убили. Подозревает, что из-за нашей реликвии.
– Да, в России сейчас не соскучишься. Это я тебе, Семен Сотов, говорю. Я ее, матушку, знаю.
– Откуда, дядя Семен? Ты много лет там не был.
– Был, не был – какая разница? С родиной я столкнулся. По-черному столкнулся. С помощью Ивана Алексеевича, пусть земля ему будет пухом, эту кашу я кое-как расхлебал. Настанет время, расскажу. На сегодня с меня хватит. Пошли спать.
Алекс поднялся к себе. В мансарде его ждала белоснежная постель, мерцали свечи в красивом серебряном канделябре. Когда Сотов успел это устроить, Алекс понять не мог. Они весь вечер провели вместе.
Спать хотелось ужасно, но Слободски помнил, что не сообщил Линде Кели о своем решении. Он сел к компьютеру и написал ей письмо.